Отражение

Я подошел к мотоциклу, уселся в удобное сиденье, снял с подножки и завел этого монстра. Рычание подо мной прошлось дрожью по телу, ударило в голову, и та немного закружилась.

– Кайфуй! – сказало отражение.

Я дернул кистью, разбудив стадо лошадей, которое понесло меня по знакомым улицам моего города.

Стемнело. Уличное освещение желтило дороги. И только сейчас я посмотрел на свою правую руку – тату в виде гранаты без чеки. Пожал плечами и поехал дальше. Руки сами управляли, зная куда надо ехать и мотоцикл с рыком проезжал по улицам. Прохожие оборачивались на меня, некоторые завидно кивали, парень из прогуливающейся компании протянул в мою сторону руку с поднятым вверх большим пальцем. Крякнул клаксоном ехавший навстречу мужик с длинными волосами. У меня, кстати, тоже прическа изменилась, по шее чуть выше плеч щекотно скользили волосы.

Вверх по Советской. Скоро светофор на перекрестке с Российской. Потом еще чуть вверх Советской и двухэтажное здание с темно-коричневым текстом на бежевом фасаде «Диванофф».

Со светофора я стартанул, приподняв переднее колесо в воздух. Сыгравшие амортизаторы приятно сыграли с дорогой. Подъехал к треклятому магазину с чувством безумного возбуждения. Как кстати под правой рукой из чехла, как из ножен, торчала рукоятка «Хеклер и Кох». Тепло потекло от груди к низу живота. Я вытащил пулемет и направил на магазин.

Я гоготал во весь голос, пока свинцовые пчелы разрушали улей, это смердящее крысиное логово. Мне понадобилось четыре магазина патрон, чтобы написать на фасаде магазина крупным шрифтом «вы уволены». Зрелище осыпающихся стекол захватывало дух не меньше циркового акробата на канате под куполом шатра. Звон бьющихся осколков представал перед глазами кубиками льда на дне бокала. Не хватало виски. Но я обнаружил его, виски, на левом бедре. Правда это были гранаты.

Отъезжал от бывшего магазина мебели под аккомпанементы взрывов и зарева всепоглощающего пламени. Всю дорогу ехал с чувством опустошенного мочевого пузыря, как вдруг подумал: «не мало ли три гранаты для двух этажей?». Но, решив, что будет достаточно прибавил газу.

***

Приходил в себя болезненно. Теплые лучи солнца грели спину. Прохладный утренний ветер играл с танцующей пылью в полосе неугомонного светила. Глаза еле продрал. Левый подергивало. Уселся на диване, подняв в воздух еще облако пыли. Глянул в зеркало: сижу, прижавшись к спинке, фингал под левым глазом почернел, правый, хоть и не подбитый, но тоже китайский, заспанный. Футболка помятая, волосы торчат, на правом плече морщины от долгого лежания на одном боку. Подошел к зеркалу и аккуратно коснулся пальцем холодной поверхности. Ноготь побелел, но палец категорически отказывался проходить сквозь гладкое стекло. Я прижался правой щекой к зеркалу, словно пытался заглянуть в окно и увидеть что-то там за границами отражающейся комнаты. затем прижался левой, но ничего кроме вспышки боли в глазу не увидел.

– Надо же такому присниться, – просипел я. В горле пересохло, ноги гудели, словно марафон пробежал. Мочевой просился облегчиться. После туалета умылся холодной водой, вроде взбодрило. Глаз приоткрылся чуть шире. В кухне над дверью часы показывали 7:35.

«Чуть не проспал на «любимую» работу».

Нажал кнопку на чайнике и повернулся к столу. Телефон подмигивал индикатором. Три пропущенных от шефа. Только собрался перезвонить, как заметил единичку на значке сообщений. Голосовое. Голос шефа дрожит, на заднем фоне какой-то шум, голоса, возня:

– Макс, это пи..ец, кто-то спалил магазин. Перезвони.