– Я поверила тебе, – сквозь слезы, прошептала девушка, пятясь назад, – Поверила, понимая, что так не бывает. Люди не меняются в одночасье. Я виновата в том, что я хотела поверить. Виновата в том, что люблю тебя, и, что хотела, чтобы и ты полюбил меня. Я не знала, как это сделать. Я пыталась угодить тебе. Только и всего. Не выглядеть неумелой, не наскучить, доставить тебе удовольствие. Если ты называешь меня шлюхой за то, что я хочу принадлежать мужчине, которого люблю, то, наверно, ты прав, я такая.
– Это так жалко звучит. Ты слышала себя?
Последняя капля. Больше не выдержал бы и святой.
Лика убежала и закрылась в ванной, не желая, чтобы он стал свидетелем ее рыданий. Но она успела увидеть реакцию на свои последние слова. Макс Эванс смеялся. Он смеялся над ней и ее откровениями. Кошмар наяву. Она говорит, что любит его, а он смеется в ответ. Словно капризный ребенок, которому всегда мало. «Еще, еще, хочу новую игрушку». А ему уже тридцать лет. Машинки давно сломаны, куклы живые.
Лика плакала, тихо, беззвучно, пряча лицо в махровом полотенце. Оно еще пахло им, пеной для бритья, лосьоном. Хуже всего беспомощность. Они оба знают, что ей некуда деться. Пара наручников между звеньями батареи. Только если сбежать по-детски. Как маленькая, спрятаться от проблем, заставить искать. Гребаные прятки, но они не подростки. Спонтанные решения рождаются спонтанно. Она вышла из ванной комнаты – пристанища для разбитых сердец, где все дышало ее болью. Уже знала, что делать. Номер был пуст. Слезы подсохли. Лика спешила не передумать. Впопыхах кидала вещи в сумку. Только те, которые брала сама. Бросила на пол халат.
Никакого шелка.
Никогда!
Никаких мужчин.
Завтра. Уйдет в монастырь, сменит ориентацию, улетит на Марс. Лишь бы не видеть никогда. Смех до сих пор в ушах. Въедливый, как соль на свежей царапине. Арлекин, Гамлет, Хитклив. Десятки лиц и ни одного истинного. Лика была уверена, что до сих пор не знакома с Максимилианом Эвансом.
Анжелика натянула простую белую майку с желтым смайликом на груди. «Я люблю солнце», на английском внизу. Голубые джинсы, кроссовки красные. Она знала, чтобы сказал Макс. Безвкусно. Глупо. По-детски. Пусть. Ей плевать. Много чести, обращать внимание на его слова. Пошел он со своими смокингами, белыми воротничками и грязными мыслями.
Хватило спортивной сумки. Лика искала паспорт, кусая губы. Не могла найти. Выпотрошила сумку. Раскидала косметику по всему полу. Нашла. Прибираться не стала. Слишком мало времени. Она боялась, что он вернется, заставит ее передумать, выставит дурой, притворившись повелителем мира.
Из средств только карточка. На билет до Лондона хватит, и, еще чуть-чуть останется. Несколько дней в гостинице, чтобы остыть, принять решение. Представить, что такое решение для нее есть. Спустилась по лестнице, слишком нетерпеливая, на взводе, чтобы ждать лифт. Пешком по лестницам, запинаясь, глотая слёзы. Пробегая мимо бара в холле, внезапно остановилась, уловив боковым зрением знакомую картину…. Там, в полумраке столиков, под звуки вульгарной музыки. Споткнулась на ровном месте. Хотелось завыть в голос, словно он мало сделал. Недостаточно. Ошибка исправлена. Макс Эванс за дальним столиком с блондинкой, той самой, с рессепшна. Сегодня выходной, не ее смена. Можно и развлечься с постояльцем. Прилипла, не оторвать.
Он не заметил ее. Слава Богу, нет. Лику затошнило, еле успела выбежать на воздух, и вырвало в урну, прямо у входа в отель. Хорошо, что не внутри. Люди смотрели с неприязнью, отворачивались, морщились брезгливо. Не понимали, что ее рвало осколками разбитого сердца.
Она поймала такси. Не заплакала. Затерялась в аэропорту в стеклянных коридорах. Самолет только утром.
Глава 11
Никки Каллен.
Макс вернулся в номер, когда постояльцы шли с завтрака. Довольные, сытые умиротворенные. Он ненавидел их сейчас. Всех, до единого. Просто так, без причины. Голова болела, и собственные шаги казались оглушительными. Пульсация в висках. Он закрыл за собой дверь, не рассчитав силу. Поморщился в похмельном синдроме. Адская мигрень. Одного взгляда хватило, чтобы оценить кавардак в номере. Приборки еще не было, и все валялось так, как оставила Анжелика.