Отравление в шутку

— Да, — кивнул Росситер. — Миссис Куэйл рассказывала мне об этом. Послушайте, — вдруг яростно заговорил он, оборачиваясь к нам. — Чего только не написано о том, как людям не дают покоя совершенные ими преступления, о том, как их мучит совесть… Вы-то небось думали, что за всем этим кроется страшная вина: человек, которого он убил или неправедно осудил. Но все проще и ужасней. Я успел убедиться, что тот, у кого хватает сил совершить какое-нибудь серьезное преступление, впоследствии редко мучается угрызениями совести. Больше всего человеку докучают страхи, ни на чем не основанные. Маленькие страхи, которые растут, растут и наконец заполняют собой все… Такие люди пугаются любой тени, за каждым кустом они видят свои страхи. А причина может быть любой — деньги, ревность или просто фантомы…

— Ну, а что было в этом случае? — осведомилась Джинни, гнев которой угас. Она смотрела на Росситера с новым любопытством.

— Он потерял свое состояние, — произнес тот, глядя в пол. — Семья стала выходить из-под контроля. Всю свою жизнь он был невротиком, и его страхи начали добивать его. Не могу сказать наверняка, но скорее всего то, что смутно беспокоило его всю жизнь, вдруг всплыло в сознании. Он смеялся над этим, но над дьяволами лучше не смеяться: слишком разительным получается контраст. Значит, он отломал руку у этой статуи?

— А ты сообразительный, — сказал Том. — Очень даже сообразительный…

— Нянька умерла, когда я еще не родилась, — сказала Джинни, — но я о ней слышала. Она была помешана на адском пламени.

Они говорили медленно, с какой-то ужасной беспристрастностью. Мери, несмотря на свое возбуждение, молчала. Том, поняв, что никто не собирается осыпать его упреками, явно расхрабрился.

— Она держала его под башмаком, пока он не начал ходить в школу, — говорил Том. — Мне рассказывал об этом старик Марлоу — он рос вместе с отцом. Она его вынянчила, что верно, то верно, но буквально напичкала его страхами. Я это понял: я видел, как он реагирует на ужасные истории, которые я одно время любил рассказывать. Теперь-то я понимаю, откуда у меня любовь ко всему ужасному, — сказал он. — Отец не юрист. Он актер. Как и я. Потому-то он всегда выделял меня из остальных и, конечно, примет назад в дом. — Он посмотрел на нас с каким-то слабым ликованием во взоре. — Как раз я понял, что пугает его больше всего. Я рассказывал историю под названием «Зверь с Пятью Пальцами». В его присутствии. Он весь побледнел, покрылся испариной. Я потом спросил его, в чем дело. И он мне рассказал.

Том повел плечами. Мы сидели в гостиной с розовыми занавесками, но я видел перед собой портрет Джейн Макгрегор в библиотеке.

— Он тогда был еще совсем маленьким, — спокойно проговорил Том. — Он как-то разбушевался и отрубил топориком руку статуи.

— Отрубил топориком! — невольно воскликнул я.

Том кивнул и громко шмыгнул носом, вытерев его рукавом.

— А она сказала, что рано или поздно этот топор вернется ночью и ударит его самого.

— Но послушайте! — воскликнула Джинни. — Это ведь случилось давным-давно…

— Он вспомнил об этом всерьез, лишь когда его начали беспокоить черти, — сказал Росситер. — Но этот образ всегда был в его мозгу — нянька об этом позаботилась. А когда он потерял деньги, когда начала разрушаться семья, когда он пристрастился к морфию…

— Это было так давно? — не вытерпел я.

— Да полно вам! — недовольно буркнул Росситер, переминаясь с ноги на ногу. — Мне совсем не хочется говорить на эту тему, но вы, наверное, и сами знаете: когда человек начинает проявлять интерес к морфию, он не делает инъекций. Он принимает его внутрь, глотает его как таблетки — чтобы успокоиться. Инъекции начинаются, лишь когда…

— Ну-ну, — торопил его я.

— …лишь когда все прочие способы приема утрачивают действенность. Послушайте! — воскликнул Росситер. — Это ведь все мои предположения. Я не пытаюсь никого оскорбить. Мне просто кажется, что он начал принимать морфий, когда потерял свое состояние и когда стародавние страхи начали вновь в нем копошиться. Затем эта ссора с Томом. Она стала последней каплей. Вспомните его поведение за эти годы — вы сами согласитесь, что это, пожалуй, единственное объяснение, которое сочетается с фактами…

Ветер завывал за окнами все сильнее. Росситер сделал несколько шагов по ярко освещенной комнате, опустив голову.

— Напрасно я впутался во все это, — пробормотал он.

После долгой напряженной паузы Джинни спросила странным голосом:

— Значит, белая рука появилась лишь один раз, в ту самую ночь?

— Да, остальное — плод воображения и морфия.

— Но Мери, кажется, видела….

— Ничего я не видела… — глухо сказала Мери.

Все повернулись в ее сторону.

— Я просто придумала это, — продолжала она. — Я была такая усталая, измученная, а о Джеффе рассказывали, что он занимался детективными расследованиями, и испугалась, что и к нам он приехал, чтобы расследовать… Я решила, что папа послал за тобой, и испугалась скандала…

Я вспомнил ее перепуганное лицо в холле, когда она впускала меня в дом.

Она сделала умоляющий жест. Джинни пристально смотрела то на нее, то на меня.