Отпустить (СИ)

Когда они уходили, Норман кратко обернулся на Рэя. На долю секунды их взгляды пересеклись, однако оба тут же отвернулись друг от друга. Напряжение между ними спало, но Рэй теперь был точно уверен, что их общение больше не будет таким, как раньше. Да ничего уже не будет таким, как раньше.

И в этом виноват только он сам.

***

Они с Эммой кружились точно так же, как и в ту Рождественскую ночь. Только теперь обстановка вокруг них изменилась. Теперь их окружала абсолютная белая пустота, и кроме них двоих вокруг не было ничего. Да и сами они больше не были детьми.

Эмма смотрела ему прямо в глаза и улыбалась. Её руки лежали у него на плечах, его собственные — обвивались вокруг её талии. Они кружились медленно, очень плавно, кажется, в вальсе. Рэй не слышал музыку, но она и не была ему нужна. Мелодия играла у них с Эммой в головах, и они двигались под неё, кружась в причудливом танце.

Что-то в этой ситуации казалось Рэю странным, неправильным. Каким-то ненастоящим, фальшивым. У него было такое чувство, будто что-то здесь не так. Будто ещё немного, и эта идиллия прекратится.

Не сразу, но Рэй всё же понял, что не так. Эмма. Её улыбка выглядела натянутой, неискренней. Как-будто она пыталась скрыть от него что-то. И смотрела она как-то холодно, с каким-то осуждением, что ли. Совсем не так, как раньше.

А потом она резко остановилась, и Рэю пришлось сделать то же самое. Улыбка медленно сползла с её лица, руки, лежавшие у него на плечах, крепко сжали их. Взгляд стал совсем холодным, прожигающим, даже каким-то ледяным. У Рэя от этого пробежали неприятные мурашки по спине.

— Эй, ты чего, Эмма? — неуверенно спросил он. В груди неприятно зашевелилось чувство тревоги.

Эмма молча глядела на него пару секунд, а потом вдруг приподнялась на носочки и прошептала ему в самое ухо:

— Зачем ты это сделал?

***

Рэй резко подскочил на кровати, широко распахнув глаза и тяжело дыша. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь неприятной пульсацией в висках. Перед глазами всё плыло, подушка полностью пропиталась потом.

Это был кошмар. Это был самый настоящий кошмар. Рэю они уже давно не снились, но то, что он увидел сегодня, нельзя было назвать обычным сном. От обычных снов сердце так не бьётся. Даже от тех, что снились ему в последнее время.

— Ч-чёрт возьми… — выдавил из себя Рэй, с трудом проговаривая каждое слово. Горло совсем пересохло, поэтому он, вслепую нащупав бутылку, отпил немного воды. — Этот сон…

После вечернего разговора с Норманом этот кошмар оставил более болезненный след, чем мог бы. Он буквально добил и без того нервного Рэя.

Сначала Норман, теперь и Эмма. С каждым днём всё становится только хуже. Если раньше он видел Эмму только в детских воспоминаниях, то теперь она пришла к нему и в настоящем. И она явно была им недовольна. Рэй хорошо запомнил её взгляд. Он навечно отпечатался в его памяти, остался болезненным клеймом на мозгу.

Она его осуждала.

Рэй в этом даже не сомневался. Она осуждала его точно так же, как и Норман, как и он сам. Разница только в том, что она не могла сказать ему об этом в лицо.

— Господи, когда же это всё закончится уже… — Рэй обхватил руками голову и уткнулся лицом в подушку, тихонько завывая.

Когда он ложился, то зацепил краем глаза настенный календарь. Красным маркером было обведено в жирный круг число 15. Сегодняшнее число. Его день рождения.

***

Утро началось не с кофе. Младшие дети разбудили Рэя с криками и поздравлениями с днём рождения. Этот небольшой ритуал они соблюдали ещё с тех времён, когда жили на ферме. Раньше Рэй радовался этому каждый год, пускай и не показывал этого, но теперь всё было иначе. Теперь даже внимание младших детей не приносило ему радости. Но для них он улыбался. Просто чтобы они не волновались.

До того, как Рэй ушёл на учёбу, остальные ребята тоже поздравили его. Даже Норман не остался в стороне. Его поздравление прозвучало самым первым, после детей, конечно же. Пускай он и выглядел счастливым и довольным, но Рэю всё равно чудился в его голосе холод. Хотя, может, он просто себя накрутил.

Учебный день прошёл как в тумане. Рэй механически записывал лекции на парах, иногда отвечал. Каждую перемену он бегал в курилку и проводил там всё время. За десять минут перерыва мог скурить целых три сигареты. Это было удивительно даже для него самого, ведь обычно он не курил так много. Но только так он мог хотя бы ненадолго расслабиться.

С Мирой он тоже старался не пересекаться. Ловил на себе периодически её взгляды, но никогда не смотрел в ответ. Он просто не мог, да и не хотел на неё смотреть. Максимально оттягивал момент их разговора. Если же она пыталась с ним как-то заговорить, то он тут же отмахивался, уходил. Он понимал, что это ранит её, но по-другому было просто нельзя. Для себя он уже решил, что не будет коммуницировать с ней до тех пор, пока не пройдёт срок. Так было лучше для всех.