Отпущение грехов

Даже если бы он хотел обольстить ее — а он этого не хотел, — из этого все равно ничего не вышло бы. Потому что, как только Гейл все узнает, она возненавидит его. Да, она вызывает у него улыбку, да, он четыре ночи проворочался в постели, потому что стоило уснуть, как ему начинала сниться Гейл. Ну и что из того? Какое имеет значение, что ему хочется обнять ее и целовать до потери сознания, несмотря на адскую головную боль?

Он сотрудник ФБР. Тайный агент. Его работа — ловить преступников, и он относится к этой работе серьезно. Гейл Нортон очень опасная женщина, напомнил себе Лавкрафт. Опасная для его души, тела и цели, к которой он стремится. Он ни за что не позволит себе увлечься ею. Какими бы чарами ни обладала прекрасная леди-доктор.

Гейл проснулась при первом же звуковом сигнале ее наручных часов. Не включая стоявшую на тумбочке дешевую медную лампу, она спустила ноги с кровати и выгнула спину. Да, долг есть долг, но хватило проспать полночи на диване, чтобы она раз и навсегда зареклась брать мебель напрокат — как старую, так и новую. Она не столько спала, сколько искала место, где пружины не втыкались бы ей в зад.

Пользуясь тем, что в окно гостиной светит полная луна, она прошлепала в ванную, плотно закрыла за собой дверь и только тогда зажгла свет. Тревожить Эндрю не следовало. Гейл подходила к нему каждые три часа. Из-под палки съев куриный бульон, он крепко уснул. Температура не повышалась, пульс и давление были практически нормальными. После полуночи он слегка «поплыл», но отвечал связно. Судя по всему, сотрясения мозга у Эндрю не было. Гейл надеялась на лучший исход и отсутствие осложнений, но врожденная осторожность брала в ней верх.

Она вымыла руки и пошла в спальню, чтобы проверить пациента. Как и в предыдущие два раза, Гейл остановилась на пороге и залюбовалась своим подопечным.

Да, посмотреть было на что… Лунный свет заливал дощатый пол, двуспальную кровать Гейл, стройное, загорелое тело и тугие мускулы, обтянутые атласной кожей. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но Гейл была так поглощена своей карьерой и мыслями о брате, что постель не играла для нее особой роли. Связи на одну ночь Гейл не привлекали; весь ее сексуальный опыт ограничивался двумя короткими романами во время учебы в университете. Одно время Гейл казалось, что у нее могло бы что-то получиться с заведующим отделением неотложной помощи городской больницы Далласа. Однако этот роман быстро закончился, когда она приняла предложение правительства поработать в Оуквуде в обмен на зачет большей части банковской ссуды.

После переезда в Виргинию светская жизнь Гейл ограничивалась редкими обедами и посещением кино с Айрин. Иногда с врачами окружной больницы она ездила в Ричмонд послушать джаз. А в остальном жила как монахиня.

Она жадно смотрела на Эндрю. Во время прошлого посещения, когда Гейл прослушивала его легкие, Лавкрафт снял белую футболку с короткими рукавами и его широкая грудь осталась обнаженной. Отрицать не приходилось: Эндрю возбуждает ее. Не только физически, но и эмоционально. Гейл не считала, что им с Эндрю следует чего-то ждать, но связь с ним могла стать опасной. Как бы ни учащался ее пульс, когда они оказывались в полуметре друг от друга… Не говоря об их взаимном влечении, в Эндрю было многое, заставлявшее ее невольно мечтать о будущем.

Но мечты противоречили ее натуре. Она ставила перед собой конкретные цели, разрабатывала способы достижения и реализовывала их. Разве можно забыть о Крисе, который рискует жизнью ради безответного десятисекундного телефонного звонка?

Когда Крис будет в безопасности, тогда… возможно…

Не будь дурой, выругала себя Гейл. Через два месяца ты уедешь из Оуквуда. С глаз долой — из сердца вон.

После этого сурового внушения себе она взяла с комода сумку с медицинскими приборами, подошла к кровати и включила ночник. Комнату залил мягкий свет, заставив ее пациента зашевелиться. Эндрю вынул руку из-под головы и прикрыл ею живот, плоский как стиральная доска. Гейл, загипнотизированная игрой мышц, стояла и ломала голову, много ли времени понадобится, чтобы у нее при виде этой картины начала выделяться слюна. Как у собаки Павлова…

— Опять? — Голос Лавкрафта, хрипловатый со сна, заставил ее подумать о двух головах на одной подушке и произнесенных шепотом словах любви.

Гейл посмотрела в его лицо и ничуть не удивилась, увидев, что во взгляде Эндрю горит желание.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросила она.

Между ними что-то происходит. Что-то важное. Но Гейл уже было все равно, как называется это чувство. Имеет значение только одно: пламя, горящее в глазах Эндрю. Этот взгляд заставил Гейл понять, что она хочет большего.

Он сел, подложил под спину подушку и оперся на медное изголовье кровати. Гейл вдохнула мускусный запах чистого мужского тела и почувствовала, что у нее закружилась голова.

Эндрю провел рукой по волосам, отстраняя со лба темные волнистые пряди.

— Думаю, хорошо.

Гейл полезла в сумку за стетоскопом и манжетой для измерения давления, обмотала руку Эндрю выше локтя и застегнула манжету на «липучку».