Отпущение грехов

– Вас там и без меня трое на двоих. Со мной получится по двое на каждую. Нет, Ромео, извини, я в два смычка исполнять не любитель. А ты вот лучше присядь-ка. – Он послушно опустился на стул, и я, понизив голос до заговорщицкого шепота, подвинул газеты в его сторону: – Слыхал, что вчера на площади произошло?

– Конечно, слыхал, – он держался очень уверенно. Так уверенно, как держатся люди, готовые пойти в тюрьму, взяв на себя чужую вину. Мне стало до жути интересно – неужели и впрямь такой мудак, что возьмет? И я спросил:

– Слушай, Ромео. Мои пацаны жопу рвут – не могут понять, кто это сделал. Так фартануло, так фартануло! Нам этот Конопат поперек глотки стоял. Ты же киллер, Ромео, сам рассказывал. Вы там, в своем цеху, наверное, все друг дружку знаете. И кто на какой заказ пишется, тоже знаете. Ты не в курсе, кто Конопата завалил? Слушай, а может, это ты?

Ромео, польщенный, что к нему за подобной информацией обратился сам страшный я, безразлично цокнул языком:

– Не. Это стопудово какой-то гастролер. Наших я всех по почерку знаю. Это не они, точняк.

– Жалко, – протянул я. – А я думал, это твоя работа. Так грамотно: три выстрела – три трупа!

– Я так не работаю! – вальяжно пояснил он. – Подумаешь – из огнестрела вальнуть. Мне бы чего позаковырестей – взрывчатку, отравить кого или самоубийство подделать. И красиво, и менты потом не найдут.

Я тихо, но очень довольно булькал в пиво, слушая его разглагольствования. Мог бы напомнить, что последнее отравление в нашем городе случилось при Екатерине Великой, когда купчиха Пастухова насмерть отравила своего мужа, трижды стукнув топором по башке. Но Ромео был недостоин такой информации, поэтому я вынул лицо из бокала и снова принял кислый вид:

– Может, я тебе тогда заказ подкину, а? Нам человечек один сильно мешает, убрать бы надо. Мы заплатим. Как думаешь, сколько тот гастролер получил, что вчера стрельбу на площади устроил?

– Ну, с полмиллиона, не меньше. Все-таки сразу троих мочить пришлось, – со знанием дела отозвался Ромео. Подумал и добавил: – Рублей, конечно.

– Значит, за одного раза в три меньше? Ну, мы тебе двести кусков отвалим, чего мелочиться. Ты только этого гаврика убери, а то мешает, зараза, в гланды пробрался! Аккуратненько самоубийство инсценируй – это в самый раз будет. Типа, шел по улице, устал жить и сиганул под троллейбус. Что скажешь?

– А почему под троллейбус?

– На всякий случай. Если что – потом током добьет. Не хочешь под троллейбус – пусть под трамвай сиганет. Или вообще с моста, как Ельцин. Ну, или придумай что-нибудь, ты же в этом шаришь.

– Нет, Чубчик, ты извини, – он смешался, – у меня сейчас вообще завал. Четыре заказа до конца месяца надо сделать, хочешь – верь, хочешь – не верь.

Я резко схватил бокал и опустил в него морду. Конвейер смерти, млять! Четыре заказа до конца месяца, но на пятилетку разнарядку еще не спустили. Нет, такого придурка я точно не встречал.

Ромео между тем поднялся и, как ни в чем не бывало, протянул мне руку:

– А может, пойдем за наш столик?

– Я же тебе сказал…

– Да ну! Не хочешь в два ствола – можно по очереди, как душа пожелает. Пошли! Там такие девки – мурашки по коже.

– Вали! – отмахнулся я. – Пять раз гонорея, два раза сифилис… Мне еще твоих мурашек по коже не хватало.

– Жаль, – с трогательной искренностью заметил он. – Если передумаешь – подходи, рады будем. – И, вновь обретя свой привычный разухабистый облик, пошел к своим. Те, оказывается, так и не сумели довести бармена до нервного срыва – Жора-Юра отделался быстро принесенным заказом, и, когда вся компания отвлеклась на водочку, слинял за свою любимую стойку, к своей любимой тряпочке.

Я снова принялся за пиво. Пил медленно, растягивая удовольствие. Пиво в этом баре действительно было великолепное, пить такое наспех – непростительный грех. Его надо было прочувствовать, прихлебывая маленькими глоточками. И я наслаждался процессом до тех пор, пока стул, на котором только что сидел Ромео, не обрел нового седока. Им оказался незнакомый краснорожий парень в теплом, несмотря на лето, пиджаке и солнцезащитных очках.

Он уставился на меня в упор этими самыми очками и молчаливо блестел зеркальной поверхностью стекол до тех пор, пока я, по-прежнему не торопясь, не опустошил бокал. Говорить, по всей видимости, пришелец не собирался.

Я сперва подивился такой откровенной наглости, потом рассердился, и, наконец, зло процедил:

– Пижон! В этом баре свободных мест – пруд пруди. Шагал бы ты, пока я тебе внутренности наизнанку не вывернул.

– Нервный, – констатировал он. И заговорил, словно только и дожидался того момента, когда я первым открою рот. – Тут дело вот в чем. Я – Олег Ружин, тот самый парень, которому ты звонил.

Я нахмурился. Ну да, звонил. Но на пиво ведь не приглашал. Какого черта приперся? Умудрившись на удивление быстро определить местонахождение? К тому же вычислить мою персону? Однако раскрывать карты раньше времени было глупо, поэтому я изобразил лицом недоумение и спросил:

– Ну да?! И когда это я тебе звонил?