Отпущение без грехов

Болело горло, поднывало место под правой лопаткой, в глазах была резь, а голова как будто камнями набита. Так может выражаться простуда. Но о ней вроде нет и речи.

Алина внимательно изучила горло в зеркале: красноты нет, температуры тоже, ясно и без градусника, а под лопаткой и органов, которые могли бы беспокоить, нет. Ни насморка, ни кашля, ни ломоты во всем теле – ничего такого, что можно с уверенностью лечить тамифлю, чаем с лимоном, медом с молоком. Лечить, закутываться с головой одеялом и плавать по волнам несильного, иногда даже приятного жара.

То, что испытывала Алина сейчас, было похоже на вирус отвращения, а такого в медицине не существует.

Есть пустое и скучное слово «апатия», но оно обозначает безразличие, а вовсе не злой протест против всего на свете, который, кажется, испытывает Алина. Такой тупой, тягучий, вязкий протест, который не мобилизует на борьбу с проблемами или дискомфортом, а, наоборот, парализует.

Алина, сидя в кресле, поболтала по очереди обеими ногами, подняла и опустила руки. Да, все работает, но тяжело, неохотно, тело сковано отвращением к действию, к движению.

Алина вышла на кухню, открыла холодильник, посмотрела на кастрюльку с борщом, на котелок с домашними котлетами, на ряды яиц, масленку, фарфоровую корову, под крышкой которой лежит кусок сыра, она за ним ездила в дальний магазин, где можно найти санкционку.

Есть хочется, но нет никакой возможности лишний раз шевельнуть рукой, что-то разогреть, нарезать, налить или положить в тарелку. В результате она просто взяла остаток докторской колбасы, со стороны разреза уже покрытой противным сухим налетом, как намоченный и высушенный картон. Сидела на табурете и жевала это от куска без вкуса, без удовольствия, просто, чтобы заглушить чувство голода. Пришла к начальному, общему результату. И голод сменился отвращением.

Хорошо только то, что сейчас майские праздники и не нужно идти на работу.

Месяц май. Чахлое, даже чахоточное московское солнце, черная слизь невысохшей грязи, бледные до зелени лица людей, которые только сейчас появились из-под капюшонов до носа или шарфов до лба.

– Ненавижу, – прошептала Аля, прислонившись лбом к стеклу окна.

Она имеет право говорить себе правду. Она устала от притворства. Надо делать вид, что любит учеников в школе с художественным уклоном, где преподает рисование. Ей положено любить мать, высокомерную эгоистку, которая за всю жизнь не встретила женщину, сравнимую с ней самой по уму и красоте.

Алина – полноправный участник самого цивилизованного на свете супружества. У нее и ее практически идеального мужа Никиты вся партия под названием «жизнь» расписана в брачном договоре до последних, гробовых мелочей. Там масса интересного, например, подписка Никиты проводить с Алиной два летних месяца на отдыхе и путешествиях по миру. Там ее, Алины, обязанность самой зарабатывать себе на все остальные расходы. Там четкие правила их раздельного проживания – каждый в своей квартире, и условия встреч исключительно по взаимному желанию на любой жилплощади. Там Алина подписалась и под пунктом о том, что у них не будет общих детей. Потому что у Никиты уже есть дети от первого брака. Они взрослые, он их любит и не хочет, чтобы они в том сомневались.

И его дети получили окончательное заверение в отцовской преданности. Большая шестикомнатная квартира под тысячу метров в отреставрированном особняке в центре, где сейчас живет Никита, завещана старшей дочери Стелле. Все его сбережения достанутся младшему сыну Валерию. Сейчас Стелла с мужем и оболтус Валера, который в свои двадцать пять не работает и не учится, живут в той трехкомнатной квартире Никиты, где и родились. Их мать давно уехала с другим мужем во Францию. Благополучное семейство. Никита – сын экс-министра правительства, у него собственное агентство по дизайну элитных интерьеров. И ему понадобилась вторая жена Алина после развода с первой, потому что он так себе представляет семейный клан. Чудесные отношения с детьми и с первой женой и безупречный, упорядоченный до последней запятой брак с женщиной, которая на пятнадцать лет моложе. Она скромная учительница с образованием и вкусом. У нее есть своя однокомнатная квартира в обычном доме, которую подарил ей папа перед своей смертью. Он всю жизнь откладывал, чтобы у любимой доченьки был свой собственный угол. Алина с мужем ходят в галереи, а также на выставки детского рисунка, в них принимают участие ученики Алины. И еще они непременно приходят на семейные вечера, которые устраивает Стелла. Это обязательная иллюстрация и пик семейной идиллии.

– Ах ты ж черт, – сообразила Алина. – Праздники! Они же точно устроят свои посиделки.

И что делать, куда деваться, как прятаться, что говорить?

Она не может не только встать и одеться, чтобы потом долго сидеть на стуле в чужом доме. Она не может даже толком объяснить, в чем дело. А дело, собственно, в приступе неприятия той совершенной конструкции, в которой она законсервирована, как в стеклянной банке.