Читаем Отпечаток полностью

Отпечаток

Я возвращалась домой от бабушки. Дождь стучал по детскому зонтику. Мне было лет восемь… Но я все еще помню осень, мерзкие капли дождя, светлые колготки – они тогда забрызгались выше колен, преследователя.Он всегда держался поодаль. Дальше десяти шагов, дальше слов, смеха, которые могли бы доноситься от него или от меня. В тот вечер я слышала дыхание слишком близко.

Лия Джей Арджент

Биографии и Мемуары18+
<p>Лия Джей Арджент</p><p>Отпечаток</p>

Я возвращалась домой от бабушки. Дождь стучал по детскому зонтику, который не закрывал мою спину полностью, и несколько капель проникли под куртку, холодили, ускоряли шаг и желание добраться домой быстрее. Мне было лет восемь, а может семь или десять, память играет со мной, подсовывая разные образы и путая воспоминания. Но я помню осень, мерзкие капли дождя, светлые колготки – они тогда забрызгались выше колен, преследователя.

Я встречала Его раньше, замечала ухмылку, непонятную маленькой девочке, спрятанные в карманах руки, кожаную куртку, спортивные трехполосные штаны. Он всегда держался поодаль. Дальше десяти шагов, дальше слов, смеха, которые могли бы доноситься от него или от меня… дальше.

В тот вечер я слышала дыхание, слишком близко.

Дорога должна была занять минут пятнадцать. Пустующие дворы домов, глубокие лужи, в которых я хотела бы, да боялась утопить песочного цвета ботинки, не подходящие ни к одному элементу гардероба. Родители купили их для школы, и я надевала их в четвертый раз, хоть они и ждали своего часа целый месяц.

Я шла привычным путём. Может, это сыграло злую шутку? А может, злополучный зонт, не защищающий мою спину, но скрывающий Его от меня.

Тогда в моде были прозрачные зонтики, у моей подружки-одноклассницы был такой, и я тоже мечтала. Пасмурность под ним исчезала, становилось светло и весело, капли съезжали переливающимися змейками, искажая мир вокруг, как в калейдоскопе. У меня был фиолетовый зонт.

Кажется, я пела песни у себя в голове, мычала мотив, тихонечко, искренне надеясь, что дождь скроет звук, и он останется только в моём маленьком окружении.

Вспоминаю несущественные детали, только чтобы отсрочить Его приближение.

Тень. Почему я запомнила именно тень? Солнца не было, может причиной стал какой-то звук?

Нет, тень, Он стал тенью, мусором в боковом зрении. На протяжении нескольких месяцев Он мелькал среди пряток с друзьями, догонялок на школьном дворе, звонких криков с качелей. Знал ли Он, что я его запомнила, сохранила образ в тайном уголке сознания? Лето выдалось таким жарким, эти штаны и выцветшая кожанка, бледность и почти лысая голова явно выбивались из окружения. Стойка с руками в карманах – Он всегда стоял, на разном расстоянии – никогда не видела, как появлялся, куда исчезал, лишь стоял и смотрел.

В тот вечер Он двигался, прямо за мной.

Я заметила Его, когда проходила рядом со школой. Вывеска магазина «Ивушка» радовала тем, что я преодолела половину пути. Дворы остались позади и по бокам, простиралась широкая пешеходная дорога до самого дома. Она казалась такой длинной в детстве, невыносимой, особенно в восемь утра, когда приходилось еле проснувшейся идти в школу. Я не помню, как прошла ее тогда.

Помню только страх. Он уколол меня сразу, как я узнала Его. Леденил сильнее, чем капли, попавшие за шиворот. Пять шагов, Он никогда не был так близко.

Мне хотелось бежать, но в то же время я боялась показать панику – тогда выхода уже не останется. Пока я иду, можно притвориться, что не заметила Его.

Руки дрожат, когда я достаю эти воспоминания и переношу на бумагу. Любой звук отвлекает, мозг защищается, переключая внимание с болезненных букв.

Запах яблок у меня четко ассоциируется с началом сентября. «Сладкие, свои!» – рекламировала их бабушка, – «надо есть, а то испортятся». Вряд ли они испортились бы, забери я их не в тот вечер. В руках, помимо зонта, я несла пакет с красно-зелеными плодами.

Четыре шага. Будь у меня прозрачный зонт, я не смела бы подглядывать. Грязные штаны сокращали расстояние. Все ближе и ближе. Шлепки по лужам ускорились, и колготки промокли насквозь.

Торец дома, поворот. Три шага. Пора бежать, до подъезда осталось совсем немного, но я не должна выдавать сакральное место, где живу.

Что делать?

Два шага.

Что мне делать?

Никого нет рядом, почему во время дождя все сидят по домам? Почему я не сижу дома? Почему Он идёт за мной?

Соседний подъезд. Я так и не побежала. Захлебываясь собственным дыханием, дрожала и шла.

Шагов не осталось. Кожаная куртка почти коснулась рукава. Я сдержала писк.

Я не смогла бы вымолвить ни слова, даже закричать, будь там хоть кто-нибудь, кроме Него.

Прикосновения не было, а я стояла в оцепенении. Он обогнал. Два шага. Четыре. Медленно идет, заметил, что я остановилась.

Дом так близко, но я не могу попасть туда. Не могу подставить маленькую сестренку. Я не пойду. Побегу обратно.

И все равно стою. Ужас пропитался сильнее дождя. Спортивные штаны пропали, фиолетовый купол прячет Его от меня. Трясущаяся рука борется с небывалой тяжестью зонта. Я вижу свой подъезд, и Он направляется туда.

Нет, нет, нет.

Он пропадает за дверью.

Я не могу пойти туда. Не хочу. Не буду.

Мне нужен первый этаж, в родном окне горят лампы, свет которых расплывается от моих слез.

Я добегу.

Он может стоять прямо за дверью.

Я вернусь к бабушке.

Он снова пойдет за мной. Он уже знает, где мой дом. Зонт промок и не застегивается.

По щекам бегут капли, как в тот вечер.

Вдох. Выдох. Бегу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии