Отныне и навсегда

На обратном пути к машине они мало говорили. Ничего не значащий обмен фразами, сменяющийся долгими молчаливыми паузами. Оба ушли в свои мысли, и только скрип снега под ногами нарушал полную тишину.

Брина почувствовала, как горят ее щеки, впервые, после того как Томас расстегнул ее комбинезон. Пока он ласкал ее руками и губами, она не испытывала ни малейшего признака смущения, но сейчас смутилась. Брина хотела бы знать, что он о ней подумал. Хотела бы знать, считает ли он, что она всегда себя так ведет.

Как правило, она сначала влюблялась, а затем отдавалась на волю страсти. Мать Брины всегда учила ее, что тело священно. Храм. В течение нескольких лет в колледже, она думала, что мать слишком чопорно относится к сексу, и перешла от всей этой идеи священного храма к более современному подходу разгула и свободы. На какое-то время увлекаясь парнем, вскоре она замечала, что с ним что-то не так, например он раскидывал свое белье по ее квартире, или внезапно обращала внимание на то, какие у него некрасивые ногти на ногах, и расставалась с ним.

Теперь, став старше и умнее, она вспомнила материнскую концепцию и была весьма разборчива в тех, кому позволяла обожествлять свое тело. Она заинтересовывалась мужчиной, и проходило немало времени, прежде чем Брина начинала чувствовать себя достаточно комфортно для близости с ним.

До сегодняшнего дня.

Сегодня все было по-другому. Все встало с ног на голову и вывернулось наизнанку. Все потеряло смысл, и она не знала, что думать, и что чувствовать. Она хотела бы знать. Хотела бы получить ответы на все вопросы, вертевшиеся в голове. Она частный детектив и это ее работа — искать, пока ответы не будут найдены. Но теперь это была ее личная жизнь, и Брина растерялась, даже не зная, с чего начать.

Томас помог ей перебраться через преграду, и в этот раз без всяких томительных прикосновений. Он открыл перед ней дверь пассажирского сидения, и стряхнув снег с ботинок, она забралась внутрь. Для двух людей, у которых пятнадцать минут назад не оставалось ни капли сдержанности или смущения, повисшее между ними неловкое молчание казалось очень заметным. И окончательно пропали те спокойные дружеские отношения, которыми она наслаждалась в течение последних нескольких часов.

По дороге к гостинице Томас наконец нарушил тишину:

— Думаю, сегодня может пойти снег.

Ответ Брины был столь же вдохновляющим.

— А, ну да.

Она размышляла, о чем он думает, но темные очки снова скрывали его глаза, не оставляя ни малейшей надежды догадаться о его мыслях.

Они снова замолчали. Тем временем Томас подъехал к парадному входу в гостиницу и направил джип на стоянку. Он заговорил, но сказал вовсе не то, что Брина жаждала услышать.

— Извини, я увлекся. Обычно я не прижимаю женщин к деревьям, — произнес он, уставившись в лобовое стекло.

— Я тоже. Ох... я имею в виду, что не привыкла быть прижатой, — она на миг задумалась. — Возможно, так случилось, потому что мы чувствовали, что знаем друг друга.

— Но это не так, — наконец, он посмотрел на нее, но его лицо было совершенно бесстрастным. — Мы совсем не знаем друг друга.

Брина вглядывалась в его ничего не выражающие черты лица и думала, что возможно он прав. Этот замкнутый мужчина не был тем Томасом, которого она знала. Как только Брина начала думать, что знает его, она осознала, что вовсе его не знает. Уже не знает. И с тяжелым сердцем подумала, как это досадно.

— До свиданья, Томас, — попрощалась она и вышла из джипа.

Глядя на нее через солнцезащитные очки, Томас следил, как Брина входила во вращающуюся дверь лыжной базы. Он завел двигатель и поехал на парковку с другой стороны гостиницы. Заглушив мотор, он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза.

Что, к черту, произошло? Он не мог поверить, что прижал Брину к дереву и уткнулся лицом в ее грудь. Она ошибалась. Это случилось не потому, что он знал ее. Десять лет назад ему всегда удавалось остановиться. Здесь что-то другое. Что-то, в чем он не хотел признаваться даже самому себе.

Он потерял самообладание. Вот что случилось, и он не хотел думать, что бы произошло, если б сейчас было лето, и лишить Брину одежды, значило бы просто сорвать с нее юбку и скинуть трусики. Томас боялся, что тогда бы он не остановился. Он бы занялся с ней любовью прямо у того дерева, где они играли детьми. Он бы с радостью утратил контроль с Бриной МакКоннел.

Что там говорится насчет того, что надо остерегаться своих желаний? Этот спор с ней был просто шуткой. Весь день Томас считал, что Брина одела плотное термобелье под комбинезон, и даже представить себе не мог, что кроме лифчика на ней ничего нет. Всем известно, что под лыжный костюм положено одевать несколько слоев одежды. Всем, кроме Брины, предположил он. Когда Томас расстегивал молнию, он думал, что она его остановит. Он собирался шокировать ее, но опустив взгляд, сам поразился, как ребенок, впервые взглянувший на обложку журнала для взрослых.