Отнимать и подглядывать

Трифонов уместился в 1970-е, как перстень в футляр. Семидесятые начались 20 августа 1968 года, закончились 10 декабря 1982 года. «Обмен» был напечатан через полтора года после подавления Пражской весны. Автор скончался за полтора года до смерти Брежнева. Далее была быстрая смена дряхлых генсеков, перестройка, распад СССР – и, главное, распад той идейно-художественной парадигмы, которая казалась Трифонову незыблемой – и в укрепление которой он внес весьма значительный вклад.

Помню потрясающее впечатление, которое произвел на меня «Обмен», – более сильное, чем «Мастер и Маргарита» (журнал «Москва», 1966–1967). Гораздо более сильное, чем великолепный триптих преобразившегося Валентина Катаева (как тогда говорили, молодого Катаева) – «Святой колодец» (1965), «Трава забвенья» (1967) и «Кубик» (1968). Деревенскую прозу я тогда почти не читал. Вернее, проглядывал, но эти авторы мне совсем не нравились. Ибо я их воспринимал – наверное, не совсем справедливо – как реакционеров. Потому что в полемике «Нового мира» с «Октябрем» и «Огоньком» я был, естественно, на стороне Твардовского, а не Кочетова и Софронова.

Однако я уже прочитал напечатанный на папиросной бумаге роман Солженицына «В круге первом». Конечно, я был поражен мощью и масштабом этой книги, а в особенности той жуткой действительностью, которая открылась мне. И конечно, раньше я читал «Один день Ивана Денисовича» и «Правую кисть» (тоже в самиздате).

Трифонов не только выдержал это сравнение – с Булгаковым, Катаевым и Солженицыным. Он легко их победил – в моей душе, разумеется. И, полагаю, в душах огромного большинства интеллигентных советских горожан, не задетых обеими ветвями диссидентства, демократической и националистической.

Помню, как я сказал своей маме: «Трифонов не остановится на “Обмене”. Он еще напишет несколько прекрасных вещей. Он станет очень знаменит. Он вообще станет нашим лучшим писателем». Я это сказал просто так, от души. Я в самом деле так думал. Недели через две мама сказала: «Я видела Юру Трифонова, я ему передала, что ты сказал. Он прямо весь расплылся, покраснел от удовольствия!»

Думаю, что ему не просто был приятен комплимент от юного почитателя. Тут дело было несколько глубже. Помню еще один мамин рассказ. Нина Нелина, первая (погибшая в 1966 году) жена Трифонова, рассказывала моей маме. Дело было в конце 1950-х. Ранняя слава Трифонова – автора повести «Студенты» – уже схлынула. Вот Нина рассказывала:

– Представляешь себе, подружка говорит мне: «Ты среди писателей вращаешься, познакомь меня тоже с каким-нибудь писателем, я тоже хочу за писателя замуж. Ну, я не прошу какого-нибудь знаменитого или гения, а вот так – простого такого, нормального, среднего писателя. Ну, как твой Юрка, например».

Возможно, таково было самоощущение самого Трифонова. Есть живые классики Симонов, Федин, Леонов. Есть молодые авторы «лейтенантской прозы» Бондарев и Бакланов, есть писатели-деревенщики. Еще не выдохлись поэты-шестидесятники. Обо всех о них спорят в журналах. Еще есть хмурый Солженицын. Есть диссиденты-самиздатчики. И есть огромное большинство «простых, нормальных, средних писателей». Обыкновенных. Хороших, но никому особенно не интересных.

Тем более что роман Трифонова «Утоление жажды» (1963) и его отличные рассказы середины 1960-х – все это было принято читателями и критиками весьма благожелательно, но тоже так, нормально. Но вот вышел «Обмен» – и Трифонов второй раз в своей жизни «проснулся знаменитым». Первый раз – в 1950 году, после «Студентов», когда выпускник Литинститута опубликовал свою повесть в «Новом мире», получил Сталинскую премию и целые мешки восторженных читательских писем.

Потом наступила долгая пауза.

«Обмен» сразу сделал Трифонова советским писателем № 1. Об этом говорили восторг и ярость, с которой читатели и критики набросились на эту маленькую повесть (а также на следующие вещи Трифонова, до «Другой жизни» включительно). Ругали и хвалили Трифонова за одно и то же – за быт. За то, что его герои живут мелкой и до обидного приземленной жизнью. Недовольны – по мелочи, ссорятся – по мелочи и счастливы тоже по мелочи. Обменять квартиру, защитить диссертацию, получить прибавку к жалованию, устроить сына в институт. Одолжить у брошенной женщины деньги на лечение матери. В санатории переспать с медсестрой, а потом чинно вернуться к жене. После смерти мужа тут же найти себе женатого, но очень умного и доброго друга. «Где же большие цели? – спрашивали критики, в том числе и неглупые. – Как не стыдно писать о тупых злых мещанах?»

Люди узнавали себя и брезговали собою узнанными.