И в самом деле, почему? Почему непременно свастика или серп и молот, оформленные похожим на свастику манером? А почему, к примеру, не звезда Давида? Кстати, отчего это приколистам не пришло в голову надеть на себя лапсердак и черную шляпу, приделать пейсы и вот в таком виде прийти на вечеринку? Конечно, сторонники агрессивной политкорректности стали бы кричать, что это оскорбляет ортодоксальных иудеев и вообще это антисемитская выходка. Но такие протесты – это же ерунда и мелочь. Ведь всегда можно чистосердечно ответить: «Вы что, шуток не понимаете? Это же просто прикол!» Но вряд ли те веселые фрики, которые прикалываются с помощью свастик и Железных крестов, так уж боятся обвинений в антисемитизме. В чем же дело?
Ответ самый простой. Этим (и многим подобным приколистам) надеть лапсердак, извините за выражение, западло. А вот эсэсовский френч – не западло.
Потому что в каждой шутке есть только доля шутки. Потому что, в шутку наряжаясь в какой-то исторический костюм, шутник хоть немножко, но идентифицируется с теми, кто этот костюм носил на полном серьезе – по жизни, как говорится. О притягательности нацистской униформы написано много, и я об этом тоже писал. Но дело, очевидно, не ограничивается одной лишь эстетикой костюма. Есть масса изысканных нарядов. Но именно свастика будоражит кровь юного садиста.
Симуляция бывает трех сортов. Когда человек притворяется, что болен той болезнью, которой у него на самом деле нет. Это симуляция в собственном смысле слова. Бывает также диссимуляция – когда человек скрывает болезнь или плохое самочувствие, притворяется здоровым.
Но есть и третья, самая интересная категория. С ней чаще всего сталкиваются психиатры. Это сюрсимуляция – когда человек симулирует то заболевание, которым он на самом деле страдает, но не дает себе в этом отчет. Например, когда шизофреник симулирует паранойяльный бред. Многие психиатры высказываются радикально: «Всякая симуляция психического расстройства есть сюрсимуляция». Грубо говоря, психически здоровый человек не станет притворяться сумасшедшим.
Наверное, какая-то доля истины тут есть. Поскольку существует масса соматических болезней, способных облегчить жизнь лентяю или трусу. Не хочешь в командировки ездить – заболей гастритом. Боишься с парашютом прыгать – жалуйся на невыносимые боли в спине. Или честно скажи: «Не хочу, боюсь». Это элементарно, это под рукой, это на поверхности. Но если ты говоришь, что начальник отдела воздействует на тебя лучами, а из окна напротив за тобой следят, – значит, не напрасно такие мысли тебе в голову пришли.
И потом уже не объяснишь консилиуму профессоров, что ты «просто так прикалывался». Профессора спросят: а почему ты прикалывался именно так? Столь остро-паранойяльно? Может, действительно какая-то тревога мучает?
Какая же ужасная тревога мучила, наверное, Ларса фон Триера, как тяжело было ему жить, волоча на себе это неподъемное для него бремя – быть сыном еврея. И как легко задышалось, когда мама открыла ему семейную тайну – что на самом деле он чистокровный ариец. И как сразу весело стало прикалываться. Сочувствовать Гитлеру, тоскующему в бункере в апрельские дни сорок пятого. Называть себя – в шутку, по приколу! – нацистом.
Кстати говоря, если бы Триер прикололся, что сочувствует Георгию Жукову, огненным мечом прошедшему по Германии, или чисто по-фриковски сказал «и вообще, я – красный!» – то это было бы еще более крутым приколом. Шоком, фриком и скандалом.
Но каждый прикалывается так, как колет у него внутри.
Авторитарный человек и его речь
Иногда говорят, что авторитарного человека нет, это выдумка философов и социологов. С одной стороны, действительно, об авторитарном человеке мы узнали (и он сам узнал о себе) из философских трактатов середины XX века. Но, с другой стороны, он все-таки существует, и не только как плод философского рассуждения.
Я вспоминаю знаменитую фразу знаменитого математика и логика Готлоба Фреге из предисловия к его «Основным законам арифметики». Вот что он написал об истинности существования (цитирую по памяти, но близко к тексту): «Если я сейчас сижу в этой комнате, гляжу в окно, а за окном воет ветер и идет дождь, то, значит, ветер действительно воет и действительно идет дождь, что бы кто об этом ни подумал».
Переживание истинности происходящего является предпосылкой, от которой мы можем двигаться дальше. Иначе любой разговор теряет смысл, а дискурс превращается в стёб.