Отмеченная полночь

— Она была воровкой, убийцей и вообще нехорошей женщиной, — сказала Линдси с улыбкой. — Обвинялась в четырнадцати убийствах, о которых знал округ. И она сбегала от него четыре раза.

Четыре — это определенно больше, чем три. Хоть и не намного.

— «Сбегала» — грубое слово, — проговорил Люк. — Я предпочитаю говорить, что она «уклонялась от заключения». Но да, четыре раза.

— И как же ты в итоге ее поймал?

Он улыбнулся.

— При помощи грязи, пыли и перекати-поле. Она заехала в Додж-Сити[70], нуждаясь, как ни странно, в горячей ванне. Я поймал ее, когда она совершала свои омовения, — ответил он, поиграв бровями.

— Мораль этой истории в том, что безопаснее сторониться надлежащей гигиены? — спросил Этан.

— Ха-ха, Сир. Ха-ха. Мораль истории в том, что никогда не нужно останавливаться! Двигаться только вперед! Добиваться прогресса! Ты можешь это сделать! И все прочее мотивирующее дерьмо. — Люк посмотрел на меня, его глаза блестели. — А если ты сможешь поймать их со спущенными штанами, они, скорее всего, будут немного более послушными.

Мудрые слова.

***

Последовав предложению Линдси, я отправила сообщение Джонаху по электронной почте, попросив устроить встречу с Ноем следующим вечером в штаб-квартире КГ, чтобы поговорить о Бродяге.

Когда этот вечер подошел к концу, и мы были в безопасности нашей башни в Гайд-Парке, Этан осторожно снял мою одежду, использовав руки и слова, чтобы успокоить и соблазнить.

Потребность была такая же, как и в библиотеке, но иного рода. Здесь были и партнерство, и прикосновения. Присутствовали и нежность, и страсть. Комфорт и удовольствие. Каждое движение было медленным и томным, каждое слово нежным. Его губы мягко прикасались к моим губам, затем прошлись по остальному телу, наслаждение возросло и накрыло волной, которая рассеяла насилие в моем разуме.

Мы прокатились на этой волне вместе, соединив тела и наконец воссоединив сердца. Любовь — не битва и не война. Она — партнерство с промахами, чудесами и всем остальным.

Когда мы оба пресытились и были истомлены, Этан обнаженным лег рядом со мной, его голова покоилась у меня на животе. Я пробежала пальцами по его волосам, в то время как он проводил кончиком пальца по моей все еще разгоряченной коже.

— Ты помнишь, Страж, первые слова, которые сказала мне?

Я поморщилась.

— Нет. Но, готова поспорить, что они были грубыми. — Я не была поклонницей Этана Салливана, когда впервые попала в Дом Кадогана.

— О, так и есть— Его глаза сверкнули, как осколки зеленого стекла. — Твоя жизнь изменилась, и ты была очень зла на меня. Ты сказала, что не давала мне разрешения превращать тебя.

— Что, справедливости ради, было верно. — Я замолчала, вспомнив свою кипящую неприязнь к Мастеру моего нового Дома. — Ты мне очень не понравился.

— Да, не понравился. Но потом ты образумилась и поняла, что была неправа.

Я дернула его за волосы.

— Не испытывай свою удачу. С твоей стороны потребовался целый процесс уламывания.

— Спасибо, что не назвала это вымаливанием.

Я усмехнулась.

— Я так и собиралась, но в последний момент передумала.

— Потому что это было бы жестоко.

— Но действительно хорошим ходом с моей стороны. Я бы за это получила много очков.

— Мы ведем счет?

— Да. Баллы можно обменять на «Мэллокейки». — Они были моими любимыми шоколадными пирожными, хотя за несколько недель я так и не съела ни одного. Не после Ночи Тысячи «Мэллокейков». Вот почему я готова была отдать их Этану.

— Меня не интересуют твои «Мэллокейки».

— Надеюсь, это не эвфемизм.

— Очевидно, нет. — Он приблизился ртом к моему животу и игриво куснул.

— Я помню первые слова, которые ты мне сказал, — произнесла я. — Это было в тот вечер, когда на меня напали. Ты поддержал меня рукой за талию, там на траве, и сказал мне успокоиться.

Он приподнялся на локтях и уставился на меня. Я никогда не говорила ему, что помню большую часть того, что произошло, и что он сказал. Но это слово — это маленькое и невероятно значительное слово — по-прежнему имело ту же силу.

— Ты это помнишь.

Я кивнула.

— Думаю, это важно, Этан. Я думаю, это имеет значение. Я не помню ничего из того, что он говорил или делал, лишь боль, которую он причинил, что он убежал, как трус. — Как, кажется, он всегда и делал. — Но помню, что мне сказал ты. Это слово, полагаю, было чарами.

Он подпер голову кулаком и потянулся, чтобы смахнуть волосы с моего лица.

— Я помню, какой ты была бледной, и какой хорошенькой. Я боялся, что мы опоздали. Но мы успели. И ты рассердилась, а потом ты достаточно повзрослела для того, чтобы принять, кем являешься.

— И ты повзрослел до того, чтобы принять, кто я. За исключением тех случаев, когда ты по-прежнему чересчур опекаешь.

— Я никогда не перестану быть гиперопекающим. Не потому, что я не верю в тебя или не доверяю. А потому, что я такой. Это значит быть Мастером.

— И все же ты назначил меня Стражем. Тем единственным, задача которого — спорить с тобой.

— Не только спорить, — сказал он с ухмылкой. — Хотя часто кажется, что именно так.

Позаимствовав прием Мэллори, я треснула его по уху.