Откуда берутся деньги, Карл?

Нет ничего дурного в привлечении иностранцев к созданию индустриального богатства, раз стоит задача, чтобы у нас было по крайней мере «не хуже». Но дело в том, что привлечение иностранцев к советским догонялкам могло дать ожидаемые плоды только в одном случае: если бы иностранцы приносили не только знания, но и вкладывали бы собственные деньги, участвовали в принятии решений, добиваясь прибыльной работы производств. Но они работали по контрактам: сделал чертеж, получил копейку — и от винта. Их близко не подпускали ни к запуску, ни к управлению, ни к решениям, сколько и каких рабочих надо нанимать. Иностранцев, которые пытались лезть в эти вопросы, могли запросто записать в «иностранные шпионы». Что они лезут? Кто считает, во что эти заводы обходятся, прибыльны ли они или убыточны? Нам этого не нужно. Коммунисты меряют успех не деньгами, а штуками, тоннами и километрами.

Русские промышленники тоже привлекали в свои общества иностранный капитал, но при этом все работало. Нобель — да, именно брат учредителя Нобелевской премии — собственными силами начал делать в России первые дизели, по его заказу Шухов спроектировал первый нефтепровод. И сами русские без дела не сидели. Инженеры, выращенные и выученные на производствах Мальцовых, Морозовых и других, со многими задачами справлялись лучше иностранцев. Все росло как на дрожжах в последние 20 лет перед Первой мировой, и при этом не было ни рабского труда, ни постоянного поиска вредителей. Люди просто работали за деньги. И сами предприниматели, и их рабочие прекрасно понимали, откуда деньги берутся, как накапливаются и как превращаются во все более сложный и передовой в техническом отношении капитал.

В советской империи все делалось таким способом, будто ни деньги, ни человеческие мотивы, ни качество человеческого материала не имело к процессу никакого отношения. Богатство великой державы не имело никогда отношения к достатку ее граждан, никак не меняло уровень их жизни. Для Великого строя человека не существовало.

«Я верю в развитой социализм»

Третья священная корова — равенство — это уже неприкрытое вранье. Великий строй был семьюдесятью годами колоссальной внутренней колонизации, развития метрополии и украшательства ее витрин за счет остальной страны. По мере развития «развитого социализма» неравенство не сглаживалось, а росло.

Метрополией были две столицы — Москва и Ленинград — и еще полдюжины избранных городов. Их жители ездили на курорты Симеиза и Гурзуфа — правда, если им удавалось выбить путевки на работе. Они десятилетиями стояли в очередях на квартиры, но когда-то все же получали жилье. Они могли купить в магазинах сыр, а то и икру, смотрели по телевизору «Голубой огонек» и даже лично знали счастливчиков, которым удавалось добыть туда приглашение.

В неизбранных городах все было скромнее, в магазинах икры и сыра не попадалось, но еды было вдоволь. Там водились какие-никакие деньги, работали предприятия, там можно было жить в комнате в коммуналке, где по крайней мере был теплый сортир и даже ванная — одна на восемь семей. Хотя большая часть населения по-прежнему, как и в 1930-х, жила в бараках.

В поселках же и деревнях жизнь была совсем тяжкой. Как только в 1970-х деревенским начали выдавать паспорта, они повалили из деревни. Колхозы стали разваливаться, не хватало рабочих рук. Деревня умирала. Только картошки было вдоволь, да хлеба можно было купить, когда привозили, — из города, заметьте. Кур резали только по праздникам, говядина отсутствовала как класс: резать корову, которая дает молоко, никому в голову не придет. Разве что свинью по осени зарезать, чтобы с мясом до оттепели как-то продержаться.

Да и бог с ней, с умирающей деревней. Ведь страна уже стала индустриальной державой! Уже построены нефтяные вышки, трубопроводы, металлургические заводы. Вывоз сырьевых товаров стал основой экспорта, а в начале 1970-х на порядки взлетела цена на нефть. Удача-то какая! Нефть оплатит все, что душе угодно.

В экономику, в развитие производства государство вкладывало лишь чуть больше половины хлынувших в Россию нефтедолларов. Их распределение строго ранжировалось между предприятиями и научными центрами. Вторую половину нефтяных доходов страна просто проедала. Нефтью платили за гэдээровские колготки наших матерей и бабок, за французские духи, китайские полотенца, польскую и югославскую мебель. Это импортное счастье распределялась по городам тоже строго по ранжиру, в зависимости от степени избранности. Но даже в витринных столицах простым смертным за этим счастьем надо было давиться в очередях, писать на руках номера химическим карандашом, по ночам собираться на тайные сходки, где за неявку человек терял надежду купить мебельный гарнитур.