Мы не знаем, как отпечатались в архантропе его древнейшее лесное происхождение, своеобразная трехмерность древолазного существования. Не исключено, что деревья, на которых он и тем более его далекие предки очень часто искали спасения от хищников, каким-то образом выделялись в среде обитания и связывались с небом и ощущением безопасности. Разумеется, это выглядит несколько фантастично, но все-таки можно полагать, что истоки много более поздних представлений о древесно-космических путешествиях, о Мировом Древе, соединяющем земной и небесный миры, и даже религиозных идей о "небесном спасении" восходят к рецидивам глубочайшей родовой памяти.
Установлено, что кочевая жизнь архантропов имела сезонный характер периодически они возвращались на старые стойбища или располагались вблизи от них. Фактически это были миграции, связанные с источниками пищи и воды, в целом не слишком отличающиеся от того, что наблюдается у животных. Суточный пикл несомненно играл в его жизни важную роль - освещенность существенна для охоты. Поэтому включение огня в практику архантропа, огня, пока лишь случайно получаемого от естественных источников и с трудом поддерживаемого, должно было сказаться на восприятии неба. В конце концов, костер порождал тепло и продлевал - пусть в очень малом масштабе - светлое время. И еще, весьма вероятно,- давал ощущение относительной безопасности...
Поэтому не исключено, что первичная аналогия между огнем и небесными светилами возникла уже у архантропа. Но вряд ли дело дошло до самоотождествления светил - к этому не могла подтолкнуть ни довольно случайная пока практика общения с огнем, ни неизбежное смешивание земных, атмосферных и космических явлений. Последнее очень важно.
Вселенная архантропа очень слабо напоминает то, что мы сейчас вкладываем в это понятие. Он в высшей степени слит с окружающей средой, практически не выделяет себя из животного мира. Предметы и явления воспринимаются в зависимости от ситуации - внешней и внутренней* и весьма редко самоотождествляются. Поэтому трудно предположить, что архантроп мог единым образом воспринимать Солнце в ясный и туманный день, огромный пылающий диск на закате и яркое белое пятно в зените, не говоря уж о самоотождествлении светила вчерашнего и сегодняшнего. Кроме всего, прямые и слишком длительные наблюдения за светилами несли в себе опасность хотя бы краткосрочного ослепления, потери ориентации и скорости реакции при внезапном нападении. Это весьма важное для охотничьей практики обстоятельство, закрепляясь из поколения в поколение в форме "правил поведения", должно было резко ограничивать астрономическую активность древнейшего человека. Вероятно, лишь нарастающее общение с огнем у позднего архантропа и неизбежная при этом некоторая адаптация глаза (и психики в целом!) к воздействию резкого изменения освещенности стали залогом будущего нарушения табу на пристальное изучение небесных явлений.
*Явления "склейки" воспринимаемого объекта с ситуацией, в которой он находится, и даже с состоянием, в котором находится воспринимающий, хорошо известны в зоопсихологии и в психологии детского восприятия. Они зафиксированы и в языках реликтовых охотничьих племен. Зверь нападающий и зверь отдыхающий, зверь на льдине и зверь в воде, зверь днем и зверь ночью - как бы разные звери. Зверь в момент острого голода охотника и в более благодушном состоянии тоже воспринимается несколько по-разному. Реально это фиксируется множеством звуковых обозначений одного и того же животного.
Где-то в промежутке между миндельским и рисским оледенениями на смену архантропу приходит палеоантроп, для которого характерно значительное увеличение объема мозга, а впоследствии - первичное развитие центров речи и координации тонких движений. Видимо, на этом этапе формируются довольно сплоченные общины, заметно выходящие за рамки стадной организации.
Соответственно, гораздо сложней и многообразней культура палеоантропа. Очевидно, суровые климатические условия - особенно в эпоху рисса подтолкнули древнего человека к сооружению замкнутых жилищ для длительных зимовок - фактически к сезонной оседлости. Более жесткие условия охоты привели к изобретению одежды и составного оружия. Более эффективным стало и использование огня. Правдоподобно, что уже палеоантроп научился достаточно свободно добывать огонь и по своему усмотрению разводить костры. И вполне достоверно, что именно он стал применять огонь как орудие производства, закаляя заточенные концы деревянных копий.
Ряд интересных фактов, установленных археологами, позволяет с немалой долей уверенности говорить о формировании довольно сложного мировоззрения, где небо и небесные явления тоже играют определенную роль.