Откровенный эксперимент

– Успокаиваю, жалею, выражаю поддержку. Мама разве не делала так в детстве?

– Нет, – пробормотала, переживая непривычное ощущение. Захотелось закрыть глаза и просто наслаждаться лаской. Не думая кто я, а кто он и что так не должно быть. Это неправильные отношения врач-пациент. – Когда мне было плохо или я просто просила её погладить меня по голове, она обычно говорила: «Вырастешь, выйдешь замуж, муж погладит». – Внезапно выдала откровение мужчине. В конце концов, он врач и рассказывать ему такие вещи можно?..

– Вот даже как… – доктор Марк продолжал гладить меня по волосам, перебирая пряди. По коже бежали мурашки. Даже невзирая на жар и общее хреновое состояние, я кайфовала. Впервые в жизни мне было так хорошо. – А знаешь, что проблемы с внутренними органами тоже нередко возникают из-за психологических блоков?

– Нет, не слышала.

– Когда случился первый приступ?

– Мне кажется, у меня всегда они были. Всё моё детство прошло над унитазом. Простите за такие подробности. Но мама говорит, что года в три.

– Всё более чем логично, – кивнул Марк Андреевич. – В среднем до года родители любят своих детей безусловной любовью. Просто потому что они есть. А потом начинаются условности. «Я рассержусь, если ты не съешь кашу. Балованных детей никто не любит». А если слова ещё и подкреплены действиями, то ребёнок ощущает себя совершенно ненужным. Нелюбимым, одиноким. Твоя мама не удовлетворяла базовых потребностей дочери в ласке, защите, любви.

– Она говорит, что ей некогда было сюсюкаться со мной. Её заботило одно – чтобы мы не умерли с голоду. Мама работала на двух работах.

– Моника, – улыбнулся Марк Андреевич, – это не должно мешать матери выражать любовь к ребёнку. Скажи, а потом, когда ты стала старше, она поддерживала тебя? В начинаниях, увлечениях?

Я фыркнула.

– Всё, в чём она не видела пользы, было сплошной фигнёй и ерундой. Лет в двенадцать я взахлёб делилась с ней сюжетом книги. Что-то мистическое. Не помню. Она сказала, чтобы я «этой фигнёй голову не забивала». Мои музыкальные предпочтения высмеивались, увлечение каким-то актёром воспринималось как дурь. Но самой обидный эпизод был лет в семнадцать.

Я тогда впервые попробовала написать историю. И она была со сценами 18+. Я на тот момент уже прочла несколько взрослых романов. Сама ещё даже не целовалась, но решила пофантазировать. Писала карандашом в большом блокноте. Естественно, прятала от мамы по углам. Но у неё прямо мания была порыться в моих вещах, всё проконтролировать.

Я тогда уже не очень-то стремилась к общению. Отгородилась от неё, найдя в одиночестве особую прелесть. Закрывалась в комнате и творила. Рисовала, слушала музыку, писала, мечтала. Я погружалась в свой собственный мир, где нет проблем и насмешек в мою сторону… А маме казалось, что я назло ей закрываюсь в спальне, прячу там что-то от неё. Ужасное…

Она не хотела понимать, что для меня одиночество стало комфортным, отпала потребность делиться с ней чем-либо. Мне просто нужно было, чтобы никто не лез в мой мир! – Я всхлипнула. – И однажды она нашла мою тетрадку и прочитала. Сколько крику было, что я развратная, «что такое писать – это позор. Как мне в голову вообще прийти такое могло?!» Тогда я выбросила свои труды и зареклась больше никогда не пробовать себя в этом деле. Но жизнь диктует сои правила. В итоге всё равно вылез из меня писатель с требованием реализовать мой творческий потенциал.

После произнесённой исповеди было ощущение, что мою душу вывернули наизнанку.

– Я всё больше понимаю, что произошло с твоей психикой и как тебе помочь. Хорошо, что ты поделилась этим со мной. Будем считать, что наш сеанс состоялся. Пусть и у тебя дома. Моника, ты была отвергнута самым близким человеком. Не в широком понимании. Скорее морально. У тебя дефицит любви. Отсюда истекает то, что тебе и самой сложно открыться и полюбить кого-то. Кошка не в счёт, – Марк Андреевич скосил глаза на Ляльку. – От животных мы не ждём предательства. Они честны и искренни, поэтому нам не страшно любить их в ответ. В твоём случае тебе ещё и на подсознательном уровне внушили, что секс – это грязь и распутство. Что это плохо. У тебя появилась установка в голове: «Если я приму секс и буду получать от него удовольствие, значит, я грязная и плохая». Ты сама можешь не отдавать себе в этом отчёт, но организм не обманешь. А ещё беспринципное и жёсткое нарушение границ, воровство твоего личного пространства.

Я тяжело вздохнула, понимая, что психологу виднее и всё вроде бы логично.

– Вместе мы справимся, – улыбнулся Марк Андреевич. – Ну вот, температура вроде начала спадать. Боль такая же сильная? Тошнота?

– Нет. Полегчало, – благодарно улыбнулась.

– Отлично. Если завтра ещё будешь не в состоянии, то не ходи на занятие. А на сеансе жду послезавтра к 12-00. Я сейчас тебе напишу, как лекарства принимать и телефон Юли. Мой номер у тебя уже есть. Если какие-то вопросы возникнут, звони мне напрямую. Договорились?

Кивнула.

– Я провожу, – начала вставать.

– Не стоит. Лежи, отдыхай.

С этими словами Марк Андреевич оставил меня наедине со своими мыслями.

Глава 15