Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Теперь смотри: молитва одна и та же; православные христиане держат вероисповедание одно и то же; общее понятие, что эта самоважнейшая и высшая всех молитв молитва содержит в себе два предмета — Господи Иисусе и Его умилостивление, всем одинаково известно. Почему же не все одинаково выражают ее в интонации, то есть в произношении? Почему не на одном и том же, но на известном каждому месте в особенности умиляется душа и выражается в особенно возвышенном и напряженном тоне? Может быть, на сие многие скажут, что это происходит вследствие навыка, или примера, взятого с других, или по понятию, соответствующему различному взгляду каждого, или, наконец, кому как легче и удобнее произносить по состоянию способности его к слову... А я об этом думаю совсем иначе. Мне желательно здесь поискать чего-либо высшего, неведомого не только прислушивающимся, но даже и самому молящемуся, — нет ли здесь тайного движения Духа Святого, «ходатайствующего воздыханиями неизглаголанными», в неведущих: как и о чем молиться? И если всяк молится во имя Иисуса Христа Духом Святым, по извещению апостола, то тайнодействующий Святой Дух, «дающий молитву молящемуся», вместе с тем каждому против силы его может подавать и благодатный дар Свой: иному благоговейный страх Божий, иному любовь, иному твердость веры, иному умилительное смирение и прочее. А потому получивший дар благоговеет и прославляет державу Вседержителя и в молитве своей выражает с особенным чувством и восторгом слово «Господи», в котором подразумевает он величие и власть Творца мира. Получивший таинственное излияние в сердце любви преимущественно восторгается и проникается сладостью восклицания «Иисусе Христе», подобно как некий старец без особенного восторга любви и сладостей не мог и слышать имени «Иисусе», произносимого даже и в простом разговоре. Непоколебимо верующий в Божество Иисуса Христа, Единосущное Богу Отцу, воспламеняется и еще более твердеет в вере, произнося слова «Сыне Божий». Получивший дар смирения и глубоко сознающий собственное бессилие при словах «помилуй мя» сокрушается, смиряется и с преимущественным напряжением изливается при этих последних словах молитвы Иисусовой, питает надежду на милосердие Божие и гнушается собственных падений. Вот причины, как думаю, разности интонации при произношении молитвы во имя Господа Иисуса Христа!... А из этого замечания можно при слышании понимать (во славу Божию и в собственное назидание), кто в особенности каким проникнут чувством и кто какой имеет духовный дар. На это мне некоторые говорили: «Почему же все эти признаки тайных духовных даров не предъявляются вместе, в совокупности? Тогда бы не одно, но каждое слово молитвы проникалось бы единообразной восторженной интонацией молящегося»... Я отвечал на это следующим образом: «Так как благодать Божия разделяет дары премудро и различно каждому против силы его, как видно из Священного Писания, то кто может это испытать и входить ограниченным разумом в распоряжение благодати?

Брение не состоит ли в полной власти скудельника и не властен ли он делать то или другое из брения?»

Дней пять провел я с этим старцем, и он понемногу стал укрепляться здоровьем. Время это так было для меня назидательно, что я не замечал, как оно летело, ибо мы в той каморке, как бы в безмолвном затворе, решительно ничем другим не занимались, как только тайно молились, призывая имя Иисуса Христа, или беседовали об одном же только предмете, то есть о внутренней молитве.

Однажды зашел к нам какой-то богомолец и очень сетовал, скорбел и бранил евреев, селениями которых он шел и терпел от них неприятности и обманы. До того он был на них ожесточен, что проклинал их и признавал даже недостойными их жить на земле по их упорству и неверию и, наконец, сказал, что он имеет непреодолимое отвращение к ним. Выслушав это, мой старец начал его вразумлять.

— Напрасно, друг мой, — сказал он, — ты так бранишь и проклинаешь евреев, а они такие же создания Божии, как и мы, о них надо сожалеть и молиться, а не проклинать их. Поверь, что омерзение твое к ним происходит от того, что ты не утвержден в любви Божией и не имеешь внутреннего молитвенного залога, а потому и не имеешь внутреннего мира. Я прочту тебе об этом в святых отцах. Послушай, что пишет Марк Подвижник: «Душа, внутренне соединившаяся с Богом, от величайшей радости бывает как незлобивое и простосердечное дитя и уже не осуждает никого — ни эллина, ни язычника, ни иудея, ни грешника, но на всех зрит без различия чистым оком и одинаково радуется о всем мире и желает, да и все эллины, и евреи, и язычники прославляют Бога». А Египетский Великий Макарий говорит, что внутренние созерцатели «такой любовью распаляются, что если бы возможно было, то всякого бы человека в утробу свою вселили, не различая злого или доброго». Вот слышишь, любезный брат, как рассуждают святые отцы, а потому и советую тебе, отложив ярость, смотреть на все как находящееся под промыслом всеведущего Бога и при встрече со скорбями преимущественно обвинять себя в недостатке терпения и смирения.