– Ну, Дэви! – обратился он ко мне ласково. – С кем это ты тут так весело болтаешь? Небось, с лешими или с гномами – кого вы, мальчишки, еще там выдумываете? А может быть, с зайцами, ведь их тут полным-полно? А?
Я отрицательно покачал головой.
– По-моему, куда интереснее болтать с другими ребятишками… Куда интереснее, – протянул он, – чем сидеть здесь вот так, одному, и бормотать что-то себе под нос. А?
Секунду я колебался… Но ведь это был мой дядя – дядя Аксель – самый лучший друг.
– Я… говорил не… не сам с собой… – неуверенно протянул я.
– С кем же? – озадаченно спросил дядя.
– Ну… с приятелем… Вернее, с приятельницей, – поправился я.
– А с кем именно?
– С Розалиндой.
Помолчав, он как-то странно на меня поглядел.
– М-м-да… Но я что-то не вижу ее здесь. – Он продолжал смотреть на меня в упор, и тогда я решился все ему объяснить.
– Здесь ее и вправду нет. Она у себя дома… То есть, я хотел сказать, недалеко от дома, в маленьком шалаше на дереве, который ее братья сделали в рощице. Она очень любит там прятаться, – пояснил я.
Поначалу он никак не мог взять в толк, что я имею в виду, и говорил со мной так, словно это была игра. Но в конце концов мне удалось объяснить ему все как есть. Тут выражение его лица изменилось. Таким серьезным я его еще никогда не видел. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая, потом спросил:
– Ты не разыгрываешь меня, Дэви? Все это была не выдумка? Ты… ты говорил мне сейчас правду?
– Ну конечно, правду! – уверил я его.
– А ты никому… никому не говорил обо всем этом, кроме меня?
– Конечно, нет. Это – наш секрет. Так интересней.
Выплюнув травинку, он вздохнул, как мне показалось, с облегчением, но когда он вновь поднял на меня глаза, я увидел, что выражение его лица стало еще более серьезным и даже мрачным.
– Дэви, – сказал он, – я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь.
– А что это за вещь, дядя? – спросил я.
– А вот что, – сказал он, не отрывая от меня своего серьезного и мрачноватого взгляда. – Я хочу, чтобы это было по-прежнему
В его голосе звучала не только озабоченность, но и какая-то угрюмая, мрачная настойчивость. Это поразило меня: никогда раньше он со мной так не разговаривал. И когда я поклялся ему, что буду молчать, у меня было ощущение, будто я делаю что-то куда более важное, чем просто выполняю обычную дядину просьбу. Пока я уверял его, что буду строго хранить наш секрет, он не спускал с меня глаз, и наконец, кивнул, почувствовав, что до меня дошла вся серьезность нашего разговора. Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием, и он сказал:
– Вообще-то, лучше было бы, если бы ты… ну, забыл про это… Забыл как
– Наверно, это у меня уже не получится, дядя, – подумав, честно сказал я. – Это… Это просто
– Все равно как забыть, что ты умеешь говорить или слушать? – спросил он.
– Да… почти, – кивнул я.
Он опять ненадолго задумался.
– Ты слышишь слова внутри головы? Прямо внутри?
– Не совсем так. Я не то, чтобы слышу их и не то, чтобы вижу. Это… это как тени, и если при этом еще произносить слова вслух, тени становятся яснее. Я лучше их различаю.
– Но тебе не обязательно произносить эти слова вслух, как ты это делал, когда я подошел к тебе, а, Дэви?
– Нет, конечно, нет… Просто это иногда помогает… Ну, делает наш
– И делает его гораздо опаснее для вас обоих, Дэви! – угрюмо пробормотал дядя. – Я хочу, чтобы ты мне пообещал еще кое-что. Ты никогда не должен больше произносить эти слова вслух. Понимаешь?
– Хорошо, дядя Аксель! Раз вы так хотите… – пожал я плечами.
– Когда ты станешь старше, ты поймешь, почему это так важно, – вновь повторил он. – Да! Непременно заставь Розалинду пообещать вести себя также осторожно! Слышишь?
Я решил ничего не говорить ему об
Дядя еще раз крепко сжал мою руку, и я постарался ответить ему таким же крепким рукопожатием в знак того, что никогда не нарушу своего слова.