– Эта история попала в открытый доступ благодаря Деду, который написал о ней в одной из «Книг мертвых». Он написал дико искаженно, но откровенно. Была в НБП такая яркая девушка – Таня Тарасова, чрезвычайно пассионарная звезда филфака МГУ. Лимонов пишет, что она плакала, когда Дугов от нас ушел, потому что не понимала, как же нам быть без философа. В итоге она нашла себе другого философа – как раз Джемаля; приняла ислам и стала совмещать участие в НБП с Исламским комитетом, ходила в хиджабе с партийным значком – очень хорошее сочетание для Москвы 2000-х. Тарасова и еще одна русская мусульманка (тоже околопартийная) фактически составляли весь Исламский комитет, потому что больше никто к Джемалю не пошел. Да и сам Джемаль тогда активнее окучивал «Левый фронт»: ему было близко сочетание ислама с коммунистическими темами. Лимонов пишет, что девушки эти помогали с жильем каким-то радикальным единоверцам[176], но я лично слышал только историю про уголовное дело об оправдании терроризма из-за статьи на сайте Исламского комитета. Тогда к Джемалю и Шевченко пришли из «конторы» с вопросом: «Что за хуйня?» И они под копирку написали показания о том, что экстремисты-нацболы пробрались в миролюбивый Исламский комитет и, пользуясь доступом к сайту, разместили статью, о которой мы ничего не знаем. В общем, повели себя по-мудацки. То есть рассуждения Джемаля о Севере и всем таком с его жизнью не совпадали.
Цитата по Российскому агентству правовой и судебной информации (РАПСИ):
Татьяна Тарасова пошла на сделку со следствием, признала вину и раскаялась в содеянном. В итоге она была приговорена к полутора годам лишения свободы условно с испытательным сроком три года.
– Насколько я знаю, – продолжает Раймонд, – Тарасова потом уехала в Дагестан. Не знаю, где она сейчас и что с ней, но можно представить ее чувства: она оказалась в такой неприятной ситуации, когда человек, который тебя всему научил, сам же тебя и сдал.
– Довольно примечательно, что после этой истории Джемаль сменил риторику и стал решительно осуждать акты терроризма, которые совершались в Москве. Я ни на что, конечно, не намекаю…
– Тут уже ничего сказать не могу, не вникал.
– Тогда не будем об этом говорить, – меняю я тему, чтобы не принуждать никого к клевете. – Лучше расскажи, что молодой радикальный нацбол, каким ты был, увидел ценного в прозе Мамлеева.
– Мне в свое время понравилось само название – «Шатуны». Но на самом деле я начал читать Мамлеева, потому что его активно пиарил Дугов, когда я не знал, в какую сторону податься. Потом мне это очень мешало увидеть Мамлеева как реальную фигуру – слишком плотными были политическо-субкультурные наслоения. Но я представляю, как мамлеевские идеи могли повлиять на некоторых моих соратников, особенно его «Россия Вечная». К сожалению, были случаи, когда эта книга попадала в руки людям, находившимся в состоянии острого психоза…