Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

– То есть последние уровни Абсолюта. И ниргуна брахман, и сагуна брахман есть проявления Абсолюта в виде, так сказать, Бога. Это очень важно, потому что метафизика говорит не только о проявленных в огромном бесконечном. Что представляет собой ниргуна брахман? Неописуемое. Надо сказать, что, когда Генон говорит об этом абсолютном знании, на которое претендует метафизика, нужно внести существенную поправку: дело в том, что то знание, которое содержится в Упанишадах, давалось метафизическим путем, но совершенно очевидно, что даже в таком виде, более широком, не может быть речи об абсолютном знании в полном смысле этого слова. Постольку поскольку передалось более широкое непосредственное божественное знание, но в силу того, что Абсолют и ниргуна брахман бесконечно шире того, что передано, опять совершенно очевидно, что это не может быть абсолютным знанием, это часть абсолютного знания, которая передана человечеству, но это не абсолютное знание в полном смысле этого слова. Генон говорит, что за пределами самого высшего, самого тайного человеческого знания о метафизическом порядке имеется предел и то, что лежит за этими пределами, может быть частично раскрыто человечеством. И таким образом может раскрыться новое знание, которое будет существенно менять некоторые ситуации человечества. Вот. Или оставаться всегда нераскрытым. В этом смысле надо вспомнить Оригена, который говорил о том, что Бог не может быть бесконечным, и не может быть бесконечным знание, и даже Бог не может познать самого себя. Но это его метафизическое мнение. Очень сложно говорить об этом, но очевидно, что об абсолютном знании может говорить только существо, которое осуществило полную реализацию Абсолюта. Для нас самое главное – то, что Генон здесь проводит четкую границу между метафизическим знанием и любым другим знанием, которым является, скажем, философия, искусство или религия. Еще одна деталь: он говорит, что Упанишады являются метафизической передачей через целый ряд древнейших мудрецов Индии. Но он также говорит о том, что Брахма-сутры уже являются вторичным знанием, то есть уже интеллектуальным обобщением того, что дано в Упанишадах. И потом уже комментарии Шанкарачарьи. Он следует его комментариями к Веданте. Он говорит о том, что все течения Веданты согласуются между собой и с Упанишадами. Если Упанишады рассматривать как реку метафизики, пролившуюся из тьмы Абсолюта, то…

Мозговое и физическое истощение взяли верх над Вадиком Внутриглядовым. Он понял, что уснул, хотя не подавал виду. Сидел он все с такими же бессмысленными глазами студента, занимающего чужое место до первой сессии, все так же чуть подымались складки его полосатой черно-белой рубашки, когда он медленно дышал, все так же шевелились в его косматой голове жирные мыслишки, которые теперь, впрочем, окончательно сменились образами сна.

Мерещилось Внутриглядову, будто стоит он на мосту через железную дорогу и больше он никакой не Внутриглядов, а какой-то уже совсем другой человек. На мосту этом стоит профессор в клетчатой рубахе, поверх которой мятый пиджак, и все бормочет: «Брахман такой, брахман сякой, метафизический поток, река Абсолюта». Было по-осеннему светло, как в тот день, когда Вадик Внутриглядов, еще бывший Вадиком Внутриглядовым, опоздал на лекцию по индийской философии и уселся рядом с противной старостой, не обладавшей особыми способностями, но притворявшейся усердной студенткой. Тот, кто когда-то являлся студентом Внутриглядовым, не выдержал, быстро прошагал к профессору и отчетливо сказал:

– Юрий Витальевич, давайте драться.

Во сне он сам подивился тому, что каким-то образом запомнил имя лектора. Не менее удивило его то, что Юрий Витальевич уверенно встал в боксерскую стойку, тем самым приняв бой. Сцепились.

Не ожидал экс-Внутриглядов такой прыти от тихого старичка, знатока Веданты. Юрий Витальевич снова и снова выползал из крепких объятий оппонента и даже наносил удары, не отличавшиеся мощью, но чрезвычайно точные. И все же молодость победила опыт: экс-Внутриглядов обхватил живот Юрия Витальевича, крепко сжал, да так, что что-то в Юрии Витальевиче хрустнуло, и сбросил его тело с железнодорожного моста. Он увидел, как Юрий Витальевич упал на щебень прямо головой, в то же мгновение безнадежно сломалась его шея, и специалист по индийской метафизике успел только сказать с укором:

– За что же вы так со мной?

Вадик Внутриглядов проснулся, ошпаренный чувством стыда. Сонливости как не бывало: на круглом лбу его высыпали крупные градины пота, влагой пропиталась и его вискозная рубашка. Невероятно жалко ему стало убитого во сне профессора, который не сделал ему ничего плохого, а напротив – пытался, как мог, приобщить его к тайнам восточной философии, которая и философией-то не является, а называем мы ее так лишь из-за ограниченности западного мышления.