Потом пишу новый, посвященный Илье, и спрашиваю совета. Может, кто-то из моих подписчиков знает хорошего адвоката?
Мне в личку начинают сыпаться номера телефонов и адреса. Но цены там заламывают такие, что волосы дыбом становятся. И никто не гарантирует стопроцентный результат.
Время идет, а я сижу без адвоката и мало-мальски удачной стратегии. Это пугает меня. За каждым углом мне кажется Людка, в каждом мужчине вижу ее Бориса. Каждый раз, проверяя почтовый ящик, я боюсь найти в нем повестку.
Даже мама и Настя замечают, что я стала нервной. Я отшучиваюсь, не желая тревожить их. Все эти дни Вова сам возит меня в больницу после обеда и оставляет с сыном на пару часов. Но в понедельник мы едем с утра, чтобы я могла попрощаться с Ильей перед санаторием.
Вещи собраны еще со вчерашнего дня.
Обнимаю сына, целую его и обещаю звонить каждый день. Все как обычно. Он шепчет на мне ухо, косо поглядывая на медсестру, которая ждет его, чтобы проводить в машину:
– Мам, ты же будешь ко мне приезжать?
Не знаю, что ему сказать. Вова пообещал, что Илья останется в Кондоре, пока я не рожу. Не нужно мальчику видеть меня с животом. А это целых полгода. И приезжать туда я тоже вряд ли смогу.
– Почему я не могу жить с бабушкой как Настя? – канючит он. – Я уже здоров!
– Нет, сыночек, – вздыхаю, – тебе нужны особые условия и особая диета. Потерпи еще немножко, мы будем с тобой общаться через видеосвязь.
Илья дует губы, но в конце концов соглашается. Правда для этого приходится пообещать ему геймпад в подарок на Новый год. Конечно, не самое мое лучшее решение, но в тот момент я готова пообещать ему что угодно, лишь бы он согласился.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает Вова, когда машина с Ильей уезжает с больничного двора и мы возвращаемся домой.
– Что именно ты хочешь услышать? – говорю машинально.
А сама думаю, в какие адвокатские фирмы я еще не обращалась.
– Катя! – мужчина сжимает меня за плечи и слегка встряхивает. – Посмотри на меня!
Поднимаю отрешенный взгляд.
– Что такое?
– Ты последние дни сама не своя. Думаешь, я ничего не замечаю? Говори, что происходит? Тебя кто-то обидел? Тамара? Я ее уволю!
У меня глаза лезут на лоб.
– При чем здесь Тамара? Нет, никто меня не обидел, не надо ее увольнять.
– Тогда в чем дело? Тебе Эля звонила? Виктор?
– Эм… нет, успокойся, на нас уже смотрят.
И правда, мы стоим у подъезда, а кумушки на лавочке уже уши из-под шапок вытащили, чтобы ни слова не пропустить.
– Ладно, – Вова убирает руки и крепко хватает меня за ладонь. – Идем в дом, там поговорим.
– Да не о чем говорить, просто за сына волнуюсь.
Я вру, сама не зная зачем. Может, лучше сказать про Людку и ее угрозы?
Но тут же отмахиваюсь от этой мысли. Зачем Вове мои проблемы?
– Я знаю, как ты волнуешься за сына. Но это другое. С дочкой все в порядке? – спрашивает он, пока едем на лифте.
– Да…
– С матерью?
– Да.
– Тогда что, черт побери, происходит?
Мужчина нависает надо мной, упираясь одной ладонью в стену.
– Да ничего не происходит. Все хорошо.
– Ты врешь. Я же вижу, что тебя что-то тревожит! Катя!
Он берет мое лицо в ладони, заставляет поднять голову и посмотреть на него.
Все эти ночи мы провели вместе. Но сейчас меня охватывает странная дрожь. Словно мы впервые заперты с ним в тесной кабинке лифта и рядом нет никого, кто бы смог помешать.
– Скажи мне! – шепчет прямо в губы. – Ну же! Скажи, что тебя беспокоит?
И я выдыхаю прежде, чем успеваю сообразить:
– Ты! С кем ты был той ночью?
На лице Вовы, которое еще секунду назад было напряженным и хмурым, теперь изумление.
– Какой ночью? – он недоуменно смотрит на меня. – О чем ты?
– “Котик, ты скоро?” – передразниваю противным голосом. – Уже забыл?
Он с минуту вглядывается мне в лицо. Причем так, будто видит впервые. А затем начинает смеяться.
Лифт останавливается. Я отталкиваю Вову и выхожу. Тот идет за мной, продолжая ржать как конь. Не выдерживаю.
Разворачиваюсь к нему перед дверями квартиры и упираю руки в бока.
– Что тут смешного?! Скажи мне, и я посмеюсь!
– Катя, ты ревнуешь? – в глазах мужчины прыгают бесенята.
– Нет! – мои щеки заливает румянец. – С чего мне тебя ревновать? Мы просто спим вместе. Без обязательств. Ты же сам так сказал!
Он перестает смеяться и мгновенно становится серьезным. Делает шаг ко мне. Я отступаю, сердясь на него. Сердясь за то, что он прав: это ревность и она не дает мне покоя.
Вова загоняет меня в угол, прижимает к двери соседской квартиры. Берет мое лицо за подбородок, поднимает и говорит мягким голосом:
– Ревнивая ты моя. В тот вечер я был на семейном сборе. После ужина все мужчины идут покурить и выпить в отдельную комнату, а заодно и дела обсудить. Это традиция. Оттуда я тебе и звонил.
Чувствую себя глупо, но продолжаю упрямиться:
– И кто ж тебя котиком называл? Двоюродная сестра?
Он улыбается:
– Угадала, двоюродная сестра. Только не меня. Анжелка так своего мужа зовет. Он в два раза старше ее и ему очень нравится быть котиком для своей молодой жены!
Вот теперь мне еще и стыдно.
Веду себя как полная дура. Ревную на пустом месте, выдумываю черти что.
За дверью, к которой я прижимаюсь, слышится возня.