— Юль, я позвоню, как все с сыном утрясу, — переведя автомобиль в режим парковки, Сергей поворачивается ко мне. Сердце сильнее сковывает тоска и паника: судя по отрешенному лицу, мыслями он явно сейчас не здесь. Хочется вцепиться пальцами ему в рубашку и вытрясти из него слова успокоения. Так хочется, чтобы он сказал, что, независимо от ультиматума Димы, между нами это ничего не меняет, и что для себя он давно все решил. Именно в эту минуту мне необходимы его тепло и внимание, но Сергей не в силах их дать сейчас, и мне нужно справляться самой. Если еще и я закачу истерику, то это будет двойной удар по его нервам. Сергей ведь и правда не железный, и я могу только догадываться насколько ему тяжело. Все это я понимаю, но душа все равно воет от безысходности и плохого предчувствия.
— Конечно. И… — хочу сказать ему, что люблю, но что-то меня останавливает. Наверное, не хочу навязывать ему свои чувства, когда он стоит перед выбором. Он ведь и так о них знает. А потому просто решаю его ободрить. — Я не считаю тебя плохим отцом, Сергей. И уверена, что Дима тоже не считает. Просто он шокирован и обижен, а сгоряча можно сказать совсем не то, о чем думаешь.
Сергей слегка кивает, но выражение его лица не меняется. Очевидно, не так уж я убедительна в своем вымученном красноречии.
— Не буду тебя задерживать, — мне удается улыбнуться, и я, наклонившись, быстро целую Сергея в уголок рта. Господи, надеюсь это не последняя возможность к нему прикоснуться, и не придется жалеть о том, что я не была более настойчивой и не засунула язык ему в рот.
Сергей проводит рукой по моим волосам и его взгляд теплеет, на несколько секунд возвращая мне мужчину, который был со мной все эти дни.
— Извини, Юль. О Диме думаю. Я позвоню.
Кивнув, я покидаю машину и иду к подъезду. К щиколоткам словно пристегнули утяжелители, в груди мучительно жжет. Мысль о том, чтобы очутиться в пустых стенах, в которых нет Сергея и, возможно, никогда больше не будет, вызывает желание запрыгнуть обратно в салон и сказать, что черта с два я куда-нибудь уйду. Но даже этой воображаемой возможности я оказываюсь лишена, потому что, обернувшись, вижу, что автомобиля Сергея уже нет.
Вернувшись в квартиру, я на автомате щелкаю чайником и опускаю в кружку пакетик Липтона. Те дни время, что Сергей жил у меня, этот чайный суррогат был заперт в верхнем шкафчике гарнитура, а я озаботилась покупкой хорошей рассыпной заварки, чтобы у олигарха не возникало ностальгии по английским традициям. Сейчас же хочется выпить именно Липтон, очевидно, чтобы напомнить себе, что все хорошее имеет свойство заканчиваться.
Я не склонна к пессимизму, но все же хочу подготовить себя к худшему, чтобы в случае паршивого исхода санитарам из психлечебницы не пришлось вкалывать мне в руку транквилизатор. Черт знает, как моя психика отреагирует на утрату мужчины, в которого я так успела поверить и так полюбить.
Делаю горьковатый глоток обжигающего кипятка и смотрю в окно. Дружественное солнце, которое еще совсем недавно согревало меня и радовало, сейчас вновь кажется равнодушным врагом. Светит также ярко, будто в моей жизни ничего ужасного не происходит, насмехается своими лучами.
Эй, Живцова, откуда такие упаднические настроения? Где твой здоровый крестьянский оптимизм? Ничего же еще не произошло. К тому же однажды я уже смирилась с потерей Сергея, так что во второй раз на опыте должно быть легче.
Вот только я знаю, что легче не будет, потому что когда Сергей улетел в первый раз, я еще не знала, каково это: слышать его смех, просыпаться в его объятиях, готовить для него, разговаривать с ним. Не имела ни малейшего понятия, насколько это прекрасно — ощущать его своим мужчиной, а себя — его женщиной. Потому что тогда, полтора месяца назад, я и подумать не смела о том, что у нас с Сергеем есть будущее, а в последние три дня держать свои романтичные фантазии в узде никак не получалось. И дети, и фата, и марш Мендельсона в них были.
Тишина в квартире угнетает. Хоть Марине звони. Выслушивать ее ироничные замечания относительно моей нынешней жизни, конечно, не хочется, но зато можно отвлечься. Ой, да ну, нет. Не подруга она мне. Лучше маме позвоню.
— Привет, Юляш, — слышится в динамике грохот посуды — мочевидно, мама готовит. — Как дела твои? Случилось чего? Я вон варенье варю, мокрая вся.
— Нет, мам, — говорю как можно беззаботнее. — Просто позвонила, чтобы с тобой поболтать.
— Приедешь-то когда? Вишня в саду поспела, смородины полно. Руки лишние бы не помешали. От отца помощи ждать не приходится — с работы сразу перед телевизором валится и все, не поднять.