Отец моего врага

— Очень давно у меня был с ним роман! — ахнула мать, мечтательно обмахиваясь журналом со стола. — Влюбился в меня, прохода не давал. Я даже себе позволила маленький романчик, ничего серьезного… Так он по сей день меня любит, представляешь? С ума сойти! Двадцать лет прошло!

— Упустим то, что ты спала с восемнадцатилетним парнем, когда самой было за тридцать! И то, что ты изменяла отцу! — спокойствие давалось с трудом, начинало потряхивать. Сжав руками быльца кресла до побеления костяшек, я сжала челюсти до боли в мышцах лица. — Но с чего ты взяла, что Прохор Германович до сих пор от тебя без ума!

— Все очевидно, Олечка! — развела руками та, глядя на меня, как на идиотку. Она обвела свое лицо пальцем, затем тело. — Ты видела это, родная? Такое невозможно разлюбить! Я, как проклятие, — кто раз коснется, никогда больше не забудет.

Меня прямо на смех пробило:

— Ты себе льстишь, прости.

— Зачем иначе он Кристину на работу взял? Хотел снова начать общаться! — агрессивно воскликнула мама, топнув каблуком по полу.

— Сомневаюсь, что дело в этом, — от раздражения дышать стало тяжело, начало потряхивать. — Просто Прохор Германович хороший человек и хотел помочь крестной дочери.

Мама как-то странно посмотрела на меня, проникновенно. На губах ее появилась понимающая улыбка, а бровь вздернулась ко лбу.

— Стой-ка! Как я сразу это не предвидела, — хлопнув в ладоши, та ахнула: — Он, что ли, тебя в койку уложил? — моего ответа не требовалось, мама сделала выводы сама и почему-то обрадовалась. — Это ведь очевидно было! Ты же как моя китайская копия. Издалека — один в один. А вблизи никто смотреть не будет.

Мне хотелось пойти на попятную, все отрицать…  На секунду стало страшно, горько и мерзко…. А потом я поняла, что не стану этого делать. Натянув маску безразличия, не моргая уставилась на маму:

— Зачем же ему тогда копия, если есть оригинал?

— Потому что я занята другим мужчиной, — гордо вздернула подбородок женщина. — Более достойным и любимым. А Прохор… Он всегда был ниже по статусу. Просто игрушка для секса.

Я рассмеялась холодно, выгнув голову в бок, внимательно изучая мимику матери.

— Хочешь, я расскажу тебе, как все было на самом деле? — мягко улыбнувшись, я увидела, как с лица женщины спадает показательная вежливость. — Папа всю жизнь тебе изменял с молодыми и красивыми девочками, ты тоже захотела. Сблизилась с Прохором Германовичем и соблазнила его в восемнадцать лет.

— Он сам!.. — ахнула она, хватаясь за сердце.

— Убедила парня, что любишь, а потом и вправду влюбилась, — подвела-таки итог я. Губы женщины распахнулись, но тут же захлопнулись. — Почти уговорила того на брак, а потом забеременела мной. Наверняка ты бы без зазрения совести сделала аборт, но Прохор узнал и не дал. Возможно, даже шантажом заставил оставить ребенка, тебе пришлось.

— Ты… — мама смотрела на меня испуганно, будто я читала мысли. Тыкала пальцем, как в черта. — Да ты просто…

— А теперь ты та самая бывшая, которая даже спустя двадцать лет не дает покоя. Постоянно пытается быть рядом и напомнить о себе, — развела руками я. — Только вот Королев не ведется, правда? Зачем, если кругом куча молодых, красивых и, как ты выразилась, более достойных?

— Сука! — провизжала мама, красная и пыхтящая под нос что-то невнятное. — Просто тварь!

— И вот теперь ты ненавидишь меня, потому что из-за меня у вас ничего не вышло. Из-за меня тебе пришлось остаться с папой, а не с «игрушкой для секса», — встав с места, я посмотрела на маму сверху вниз. Удивительно, но своей нелюбовью она убила во мне какие-либо чувства. Я просто смотрела на чужого мне человека, совершенно незнакомого. Мне больше не было больно, лишь неприятно находиться рядом.

— В одном ты права, дрянь, — вскочив на ноги, она отряхнулась и фыркнула мне в лицо. — Я тебя ненавижу. Жаль, что Прохор тогда уговорил меня не делать аборт. Как же жаль…

Я смотрела вслед удаляющейся маме и чувствовала, как с плеч моих спадает огромный камень. Мы обе знали, что больше никогда не созвонимся. Этап показательной вежливости позади, теперь мы больше не обязаны демонстративно любить друг друга. Абсолютно чужие друг другу люди.

— Я все, — Марина окликнула меня позади. Я обернулась и застопорилась на ее опухшем и чересчур припудренном лице. — Мама ушла?

— Ага, — подойдя к девушке, я обняла ее так крепко, как смогла, а затем чмокнула в щеку. Марина облегченно выдохнула. — Наконец-то навсегда.

Несмотря на то, что в салон мы пришли лишь записаться на курсы, нас заняли в нем на два часа! Всучили горы профессиональной косметики, даже фирменные полотенца с халатиками и тапочками.

— Удачно мы зашли! — визжала подруга. Видеть ее улыбку было более чем в радость! Ведь в некоторой степени я несла ответственность за мать и ее длинный язык. — Хорошо, что ты Прохору Германовичу адрес салона назвала, а то пришли бы другие девочки раньше нас и никаких подарков!

— А? — напряглась я, сжимая в руке телефон с новым номером. — В смысле «я назвала»?

— Говорю, — не унималась та, — когда ты только успела? Умница моя!