Отец моего парня

— Но, — когда его руки совсем не двояко опустились на мою попку, во рту мгновенно пересохло. И даже вода, льющаяся на лицо нескончаемым потоком, не увлажняла губы. — Я там что-то нажала…

— Ты попросила свежие полотенца, — удивил меня тот, внезапно пройдясь ладонями между складкой. Сжав пальцы ног, я неосознанно поднялась на носочки, вжимаясь пятой точкой в его абсолютно голый пах. — Просьба выполнена, госпожа.

— Ты принес полотенца? — мысли путались, речь была бессвязная. Его пальцы все агрессивнее скользили по клитору, а я все чаще елозила по его члену, упирающемуся мне в стратегическое место. Он был полностью готов, но мужчина медлил. Как обычно, пытаясь довести меня до предела.

— Я принес себя, пчелка, — рыкнул он, внезапно подняв меня за бедра и насадил на себя. Я глухо застонала от чувства, как мужчина расстягивает меня изнутри, наполняет собой, — Вытрешься мой.

Его член входил в меня резко, грубо, жестко. Даже сквозь шуршание воды слышались звонкие хлопки и мои оглушающие стоны.

— Тебе нравится? — сжав мою шею, он прижал мое тело к своему, а свободной рукой поднял ногу, входя под каким-то новым углом, словно пронизывая насквозь. Ощущения были на грани возможности, порой перед глазами темнело, я забывала дышать. Все, что я чувствовала, как его поршень доводит меня до умопомрачения. — Тебе нравится, как я тебя трахаю? Да, Машунь? Хочешь еще??

Его голос был властным, жестким, словно у дикого животного на охоте.

— Да… — мои слова были рваными и не разборчивыми. — Господи, да!

Мужчина отпустил мою шею, и накрыл ладонью грудь, которая безумно подпрыгивала от его вколачивающих толков. Он скрутил соски, оттягивая их в сторону. Это был мой собственный сладкий ад!

— Только я могу делать это с тобой, — не спрашивал, предупреждал он. Где-то на затворках я даже уловила угрозу. Но тогда было плевать. Напряжение стало все более невыносимым, комок стягивался все сильнее, тело напряглось почти до боли, член внутри меня стал больше, тяжелее… — Кому ты принадлежишь, пчелка?

— Черт! — оглушающая волна оргазма накрыла меня так резко, что я перестала ощущать свои ноги, буквально повиснув в крепких обитых мужчины. Каждый его последующуй толчок заставлял дрожать, как в припадке эпилепсии, меня буквально выкручивало наизнанку. — Тебе… Только тебе!

Мужчина напрягся, сжимая меня до боли и сделал пару глубоких толчков, излился в меня спермой. Прошла целая вечность, прежде чем я поняла, что именно наговорила. И, что более страшно, что Он сделал!

Глава 8

— Какого?... — язык по-прежнему вяз, сил повернуться не было. Но и мужчина не давал, не позволяя разорвать объятия. Он все еще было во мне, и я убежала себя, что это какое-то недоразумение. Мне просто показалось. — Что ты только сделал?

— Я только что, — его губы коснулись мочки уха, очертив контур нежной кожи. Я затряслась от этого касания и член внутри меня снова налился силой. — трахнул тебя, Машунь. И собираюсь сделать это еще хренову тучу раз. Привыкни и перестань так искренне удивляться.

— Я… Я не об этом! — соображать в его объятиях было чем-то из разряда мистики. Одни его ладони, по-хозяйски массирующие грудь, могли лишить способности говорить. — Ты знаешь!

— Хорошо, — выдохнул он, без капли стыда или напряжения. Будто все так, как и должно было быть. — Я кончил в тебя. Моя сперма сейчас стекает по твои стройным ножкам.

Это звучало так пошло и, в тоже самое время, так интимно! Будто вокруг нас был купол, где происходило что-то совершенно секретно и… семейное? Какую-то часть моего мозга, это безумно заводило, прямо до умопомрачения. Видимо ту, что отвечала за психические отклонения.

— Эмм… Что? — все же, адекватность победила, и я резко оттолкнула от себя Дмитрия Петровича. Он поддался сразу же, будто только этого и ждал. Когда я повернулась, мне нужно было закинуть голову назад, чтобы смотреть ему в глаза. — То есть ты, отдаешь отчета в том, что сделала это?

— Отдаю, — бесстрастно кивнул, лицо не выражало никаких эмоций.

— И, — я начинала злиться, — отдаешь отчета, что так делаются дети?

— Мой сын – твой ровесник. Так что да – я знаю, как делаются дети, — и снова его эмоции для меня оставались загадкой. Дмитрий Петрович будто пытался вывести меня на какую-то мысль.

— Но, — растерявшись, я пыталась восстановить дыхание, — я же могу забеременеть!

Дмитрий Петрович смотрел на меня прищурив взгляд. Изучает – поняла я. Проверяет? Испытывает? Что он, черт его дери, от меня хочешь?!

— Разве не ты говорила, что принадлежишь только мне, Машунь? — он вопросительно выгнул одну бровь и я смутилась, вспоминая свои совсем не двоякие стоны. Мужчина загнал меня в ловушку моих же обещаний. — Когда принадлежишь кому-то – хочешь от него ребенка. И это естественно.

— Во время секса часто говорят какую-то чушь! — сорвалось с моих губ, и я тут же пожалела о сказанном. Потому что первой проявленной эмоцией Дмитрия Петровича стала какая-то холодная ярость. Мне даже стало не по себе под горячими струями воды.