Отец и сын (сборник)

— Видел наунакских остяков. Говорят: «Лови, Порфишка, рыбу. Валом валит. В верховьях вода сильно сбыла, вот она и кинулась в низовья на большую воду».

Проговорив это скороговоркой, Порфирий Игнатьевич принялся изо всех сил дуть в блюдце с чаем. Надюшка посмотрела на него, потом перевела взгляд на окно, за которым стоял уже ветреный и дождливый вечер, и почувствовала, как тревожный холодок заполняет грудь. Нет, не ради неводьбы собирался на верхние плесы Порфирий Игнатьевич!..

Сразу после ужина двинулись в путь. В лодку с неводом сели все. Мишка и Надюшка взялись за греби. Устиньюшка легла на невод. В корму прошел сам Порфирий Игнатьевич. Фёнка поместилась на носу лодки. Старуха давно уже была полуслепая, но до того хорошо изучила реку, так умела по звукам ее течения улавливать ход воды, что на нее можно было положиться, как на самого опытного лоцмана. За кормой на бечевках тянулись гуськом три обласка: Фёнкин, Мишкин и свежепросмоленный Порфирия Игнатьевича.

Плыли в полной тишине. Изредка лишь слышался из темноты шепелявый голос Фёнки:

— Держи, Порфишка, флефо! Куды, шорт, правишь? Ворочай фпрафо!

Ночь стояла темная, моросил дождь, то и дело проносился над рекой заунывный свист ветра. Блеклые звезды прятались в тучах, перемигивались робко и воровато.

Лодка шла и шла, ни разу не наскочив на карч и не задев днищем об отмель. И чем дальше текла ночь, чем больше удалялась лодка от Сосновой гривы, тем сильнее сжималось Надюшкино сердце. Снова где-то внутри закровоточила царапина, которая, не переставая, мучила ее с того самого часа, как вернулась она с покупками. Теперь девушка была полностью уверена, что едут они не рыбачить, едут совершать худое, бесчеловечное дело. Задумано что-то против базы, против Скобеева. От одной мысли об этом Надюшке хотелось кричать истошным криком на весь Васюган. Она закусила губы, чтобы ненароком не выдать себя.

Не доплыв примерно одного плеса до стоянки базы, Порфирий Игнатьевич повернул в курью. Фёнка безошибочно провела караван в извилистую и узкую горловину старой протоки, прикрытую с обоих берегов зарослями ивняка и топольника. Как только протиснулись сквозь ветви деревьев и кустарник, Порфирий Игнатьевич причалил к берегу.

— Ну, вот что, бабы! — повелительным тоном сказал он. — Здесь у нас будет стан. Разводите в ложбинке костерок, а мы тем временем с Мишкой поедем пески посмотрим. Неводить начнем с рассветом.

— Дедка! И я с вами поеду, — с тревогой выпалила Надюшка, чувствуя, что наступают невозвратимые минуты.

— Я тебе так поеду, что ты с земли не встанешь! — сурово сказал Порфирий Игнатьевич и подтащил обласки ближе к берегу.

Шумно сопя, буровя ногами густую илистую воду, он сел в обласок и стал пробиваться сквозь заросли в реку. Мишка на втором обласке поспешил за ним. Ветки и тьма ночи через минуту бесследно поглотили обоих.

Устиньюшка наломала сучков, извлекла из-за пазухи сухую паклю, принялась чиркать спичками.

— Фёнка, Надька, идите-ка за дровами, — распорядилась Устиньюшка. — Чего стоите-то, раззявы, холера вас забери!

Старуха схватила Надьку за руку, потащила вдоль курьи к тому месту, где рос крупный топольник.

— Бабка Фёна, скажи мне по милости, куда дедка с Мишкой отправились? — прижимая руку старухи к своей груди, зашептала Надюшка, когда они отошли от Устиньюшки.

— Да ты что, только проснулась? Неужто не знаешь? Скоро будем мы с тобой богатые-пребогатые, — заговорила Фёнка. — Порфишка с Мишкой базу воровать поехали.

— Как это? — задыхаясь от страха, спросила девушка.

— А так… Срежут с причала барки-то, они и поплывут. А мы тут как тут. Выгрузим все добро на берег, а потом запрячем. Порфишка и склад обладил… Обманывать станет, идол, не дадимся, Надька…

Старуха засмеялась каким-то хрипящим и каркающим смехом, от которого девушке стало еще страшнее. Она отбросила Фёнкину руку, остановилась в полной растерянности. И какая же она, Надька, дура набитая! Ведь давным-давно приметила она, что Порфирий Игнатьевич затевает какое-то страшное дело… Он бессовестно врал ей об устройстве пристани возле Сосновой гривы, а она развесила уши, узнавала для него, как причалена база…

— Иди, Надька, сюда. Здесь сушняку много, — раздался из темноты голос Фёнки.

Надюшка пошла на голос, спотыкаясь о валежины и наскакивая на сучья.