Отец и сын (сборник)

Только один человек не принимал участия в разговоре — комбат Тихонов. Он стоял возле тела Симочкина, стиснув челюсти, и, ни на секунду не отрывая глаз, наблюдал за тем, что делал санитар. Он еще верил, что Симочкина можно вернуть к жизни. Всякий раз, как только отчаявшийся санитар делал попытку подняться, считая все конченным, Тихонов так выразительно на него взглядывал, что тот в безмолвии вновь опускался к Симочкину.

— Кончился он, товарищ капитан. Кончился, должно быть, еще в котловане, — проговорил наконец санитар, решительно вставая.

Тихонов пристально посмотрел на санитара, медленно перевел взгляд на Симочкина, и в этом взгляде отразились все чувства, обуревавшие его душу: скорбь командира, отцовская нежность и волевая собранность пожившего и повидавшего виды человека. Тихонов не спеша, широким движением руки, в котором было что-то и торжественное и скорбное, снял с головы мокрую фуражку и словно застыл в неподвижности. Бойцы заметили это. Разговор сразу смолк, и они обнажили головы, сняв свои испачканные грязью и набухшие водой защитные матерчатые пилотки.

В тишине, наступившей так внезапно, вдруг кто-то негромко, по-видимому против своей воли, всхлипнул. К горлу Тихонова подступили спазмы, и он почувствовал, что должен что-то сказать.

— Алексей Симочкин, мы тебя никогда не забудем! — глухо проговорил он. — Ты погиб, как настоящий герой и воин. Ты пал первой нашей жертвой в борьбе с ненавистными японскими самураями. Это они, — возвысив голос, продолжал он, все так же сурово глядя в пустоту, — вынуждают нас жить в этой безлюдной степи, зарываться в землю, переносить неслыханные тяготы. Клянемся, что, когда пробьет час нашего возмездия, мы отомстим врагу за твою смерть сполна!

Тихонов опустил голову, и только желваки, игравшие на медных от загара щеках, выдавали его волнение. Бойцы тоже склонили головы, и опять стало так тихо, что было слышно, как дышат люди.

Вдруг послышался лошадиный топот. Все подняли головы, повернулись и увидели, что по косогору скачут два всадника в фуражках с зеленым верхом. Это были пограничники. Лошади, на которых они ехали, были взмылены и до самого брюха вымазаны грязью. Плащ-палатки, висевшие на всадниках, были мокрые, и это говорило о том, что они выехали сюда в самый разгар урагана. Какая нужда погнала их в неурочный час?

— Егоров, — приказал Тихонов, — перенесите Симочкина к штабной палатке и поставьте караул.

Сказав это, Тихонов сделал несколько шагов навстречу всадникам.

— Чем обязан вашему появлению, товарищи? — крикнул он, испытывая нетерпение.

— Помощь нужна, товарищ капитан, — ответил, подъезжая, один из пограничников. — В ураган перешла границу большая группа диверсантов. Часть мы перестреляли, но некоторым удалось скрыться в сопках. Надо выставить заслоны и прочесать местность.

Тихонов встрепенулся. Повертываясь к бойцам, которые все еще стояли около Симочкина, звонко крикнул:

— Тревога!

10

Пополнение командиров прибыло гораздо скорее, чем предполагал Тихонов. Для каждого думающего человека это был хороший признак: как, мол, ни тяжело на фронтах, а военная машина пущена на полный ход. Она все теперь по-хозяйски учтет, все силы сгруппирует, каждого возьмет на заметку, наставит на дело, которое сольется с общими усилиями народа.

Среди прибывших в батальон были: комиссар батальона Буткин, светло-русый, сероглазый, невысокого роста, с худощавым лицом, на котором расползались глубокие морщины и складки, говорившие, что легкое поджарое тело и быстрая походка комиссара обманчивы и лет, трудных, пестрых лет, прожито им значительно больше, чем можно дать на первый взгляд; старший лейтенант с поэтической фамилией Синеоков и с очами действительно синими и мечтательными; лейтенант Королев, высокий, стройный, с пушистыми завитками усов, и черный, будто накопченный в таежном дыму, с угрюмым взором черных глаз, политрук Батраков.

Синеоков и Королев были кадровыми командирами, и их направили в батальон командовать ротами, а политрука Батракова назначили уполномоченным особого отдела.

Вместе с Буткиным в батальон прибыли двое старшин, командовать взводами, и человек семь сержантов, посланных в распоряжение Тихонова. Кого по-прежнему недоставало, так это врача — начальника санитарной части батальона.

Когда прибывшие командиры, выстроившись по ранжиру, представились комбату, Тихонов изумленно проговорил:

— А где же врач? Почему врача нам не присылают?

Но из прибывших никто этого знать не мог. Назначением врачей ведало совсем другое управление штаба — санитарное. Командиры промолчали, а Тихонов, как бы спохватившись, сказал:

— Ну что ж, товарищи, будьте как дома. Рад, что прибыли. Если не возражаете, то охотно проведу вас по расположению батальона, покажу вам, чем мы богаты.

Все согласились. Тихонов помедлил секунду-другую, прикидывая, с чего начать обход батальона, и, вспомнив о младших командирах, ждавших в стороне, когда комбат займется ими, велел подозвать их.