Отец и сын

— Скобеев? Удивительно! И он не устоял перед классовым врагом!

— Работает девчонка прилежно, товарищ управляющий.

— И, тем не менее, нет никакой гарантии в том, что она не пустит тебе в складские помещения красного петуха. Смотри, Кадкин, пожалеешь других, погубишь себя. Советская власть — справедливая власть, но рука у нее не задрожит, когда потребуется за благодушие отвалить тебе десяток лет казенного содержания, — сказал Ведерников и посмотрел на заведующего суровыми глазами.

— Прямо не знаю, что и делать мне с ней! — испуганно покусывая губы, воскликнул Кадкин.

Ведерников многозначительно помолчал, как бы стараясь облегчить его трудное положение, посоветовал:

— Ты вот что, Кинтельян Пантелеич. Преждевременно не переживай, пока еще ничего не случилось. Но меры прими. Где у тебя есть вспомогательные склады?

— По Тыму. У черта на куличках. Есть такой Кедровый яр.

— Вот и пошли ее туда.

— Пожалуй, можно.

— И Скобеев в случае чего будет доволен, и мы с тобой обезопасимся. А ведь, если что случится у тебя, мне тоже не поздоровится.

— Само собой разумеется.

— Вот и действуй. Когда все уладишь, дашь мне знать. И не раздумывай долго, иначе с тебя взыщу. Ясно?

— Яснее некуда.

Надюшка, конечно, не знала, не ведала об этом разговоре, но держалась начеку и, когда управляющий «Сибпушниной» обходил склад, забилась в угол за мешки с орехом и просидела там, пока тот не ушел.

Ведерников уехал из Каргасока с обратным рейсом того же двухтрубного парохода-великана, который курсировал от Томска до Александровского.

Прошла с тех пор неделя, может быть, и более. Тревога на душе у Надюшки улеглась. «Не признал меня, знать, управляющий», — думала она, радуясь, что снова наступает спокойная жизнь.

Но вдруг однажды на складе появился Кадкин. Встал посреди сарая и, посмотрев, как девушки лопатами провеивают на сквозняке вороха кедрового ореха, подозвал Надюшку.

— Собирайся, Исаева, в отъезд, — сказал он.

У Надюшки сердце будто оборвалось.

— Куда, Кинтельян Пантелеич?

— На Тым. Будешь работать помощником приемщика. Зарплата на сорок рублей больше, ну а харч у хантов дешевле, чем в Каргасоке.

— Миленький, родненький Кинтельян Пантелеич, не хочу я туда, не хочу! Доучиться мне надо, а потом в Томск на рабфак собираюсь я, — взмолилась Надюшка.

— На рабфак?! А ты забыла, кто твой дед? Ты забыла, что он отъявленный кулак и враг советской власти?

Надюшка сжалась, как от удара, заплакала.

— Чужим он мне был. Как батрачка жила в доме…

Кадкин посмотрел на Надюшкины слезы, ему стало жалко ее, но он вспомнил слова управляющего: «И не раздумывай долго, иначе с тебя взыщу», — и, притопнув толстой ногой, прошипел:

— Поплачь у меня, кулацкая недобитка! Я тебя совсем отсюда выгоню и о куске хлеба твоем не подумаю! А Скобееву, твоему заступнику, тоже словцо сказану, чтоб он знал, кому писать рекомендации!

Надюшка притихла, опустила голову, сползла со спины ее толстая коса, удивлявшая подружек, повисла, как веревка. Кадкин, выходя из сарая, задержался возле ворот, кинул:

— Завтра-послезавтра лодка тымских хантов будет туда возвращаться с товарами. С ней и уплывешь. И чтоб без всяких разговоров!

Распоряжение заведующего возмутило всех девушек.

Многие из них были комсомолки, и они решили заступиться за подругу через комсомольскую ячейку.

— Он что, наш Кадкин, умный или вовсе дурак?! Если б она была кулачка, разве бросила бы свой дом?! Нет, от хорошего плохое не ищут! — рассуждали они между собой.

Кадкин усадил вокруг стола пришедших к нему девушек, выслушал их горячие, сбивчивые речи, прищурив и без того узкие глаза, сдерживая гневные нотки, сдавленным шепотом сказал:

— А вы знаете, как ваши разговорчики называются? Оппортунизмом, правым уклоном! Вы что, хотите, чтоб всех нас, как пособников классового врага, из партии, из комсомола вышвырнули? А вам известно, что сам управляющий, товарищ Ведерников Григорий Валерьянович, строго-настрого предупредил держать в вопросе подбора кадров четкую классовую линию?!

Помолчав и слегка подобрев, он продолжал в тоне яштейского утешения:

— И что вы, право слово, взбеленились? Я ведь не выбрасываю вашу Надюшку на улицу, как сплошь и рядом делают воротилы зарубежного капитализма! Я предлагаю ей пост помощника приемщика на Тымском приемном пункте. Ответственность, хорошая ставка, харчей до дьявола… Живи, наслаждайся… природой. Ну, правда, далековато, глухо… К пароходам навстречу не выбежишь, за неимением таковых, в Дом культуры не сходишь… Так… верно… А вы что же думали, по гладенькой дорожке к вершинам социализма взойти? Не выйдет, не получится. И потом, если Исаева не поедет, из вас кого-нибудь пошлю. А у вас семьи, она одиночка. Вот так, девчата. Идите трудитесь, а будете шуметь — взгрею. Права Кадкину даны, слава богу, не малые.