— Доверять? Ему! Да ежели старик так и умрет, не придя в сознание, его дочери не дадут мне ни лиара, а вся его рухлядь не стоит и десяти франков. Не знаю зачем, но сегодня утром он унес свои последние столовые приборы. Принарядился что твой молодой человек. И как будто даже, прости господи, нарумянился, — мне показалось, он словно помолодел.
— Я отвечаю за все, — сказал Эжен, вздрогнув от ужаса и предчувствуя катастрофу.
Он поднялся к папаше Горио. Старик бессильно лежал в постели, рядом с ним сидел Бьяншон.
— Добрый день, папа, — поздоровался Эжен.
Старик ласково улыбнулся ему и, обратив на него стеклянные глаза, спросил:
— Как она поживает?
— Хорошо. А вы?
— Ничего.
— Не утомляй его, — сказал Бьяншон, отводя Эжена в угол.
— Ну как? — спросил Эжен.
— Спасти его может только чудо. Произошло кровоизлияние, поставлены горчичники; к счастью, он их чувствует, они действуют.
— Можно ли его перевезти?
— Немыслимо. Придется оставить его здесь: полный покой, никаких волнений!
— Милый Бьяншон, — сказал Эжен, — мы будем вдвоем ухаживать за ним.
— Я уже пригласил из нашей больницы главного врача.
— И что же?
— Завтра вечером он скажет свое мнение. Он обещал зайти после дневного обхода. К сожалению, этот старикашка выкинул сегодня утром какую-то легкомысленную штуку, а какую — не хочет говорить; он упрям, как осел. Когда я заговариваю с ним, он, чтобы не отвечать, притворяется, будто спит и не слышит, а если глаза у него открыты, но начинает охать. Сегодня поутру он ушел из дому и пешком шатался по Парижу неизвестно где. Утащил с собой все, что у него было ценного, обделал какое-то дельце — будь оно проклято! — и надорвал этим свои силы. У него была одна из дочерей.
— Графиня? — спросил Эжен. — Высокая, стройная брюнетка, глаза живые, красивого разреза, хорошенькие ножки?
— Да.
— Оставь нас на минуту, — сказал Растиньяк, — я его поисповедую, мне-то он все расскажет.
— Я пока пойду обедать. Только постарайся не очень волновать его: некоторая надежда еще есть.
— Будь покоен.
— Завтра они повеселятся, — сказал папаша Горио Эжену, оставшись с ним наедине. — Они едут на большой бал.
— Папа, как вы довели себя до такого состояния, что к вечеру слегли в постель? Чем это вы занимались сегодня утром?
— Ничем.
— Анастази приезжала? — спросил Растиньяк.
— Да, — ответил Горио.
— Тогда не скрывайте ничего. Что еще она у вас просила?