Отец Арсений

Бывая в церкви Николы в Кузнецах, я общался только с о. Всеволодом, совершенно не вступая в контакты с окружающими; Ирина, естественно, как женщина, знала больше, и неясные мне трудности службы о. Всеволода в храме иногда доходили и до меня.

Вспоминая и рассказывая свою жизнь, невольно оставил в тени облик о. Арсения, а хотел в основном написать о нем, ибо он вдохнул в меня веру в тяжелейших условиях лагеря, он – мой духовный родоначальник. Слишком увлекся я рассказом о своей жизни и не упомянул о величайшем подвиге, совершенном им в лагере, когда он спасал, поддерживал и передавал благодать веры людям, тяжело духовно страждущим. Скольких людей он спас? Упокой, Господи, душу усопшего старца иеромонаха Арсения.

Записано на магнитофонную пленку и отредактировано

10 декабря 1972 г. Серафимом Сазиковым.

В 1977 г. дополнил воспоминания о. Иннокентий.

Из архива Т.Н. Каменевой.

ОТЕЦ СЕРАФИМ

Март 1972 г.

В 1972 г., в марте, числа не помню, я приехал в неустановленное для меня время по срочному делу. Надежда Петровна приветливо встретила и, когда я разделся, таинственным голосом сказала: «У нас удивительный гость», – и улыбнулась. Столовая была пуста, постучал в дверь комнаты о. Арсения, услышал: «Войдите». Открыл дверь, вошел. Отец Арсений лежал на диване, наполовину укрытый пледом, в кресле сидел мужчина, вставший при моем появлении. Увидел низенького роста человека, совершенно седого, с большой бородой, большими живыми глазами, добрым, приветливым лицом. Поздоровался, подошел под благословение к о. Арсению, он благословил и громко произнес: «Подойдите под благословение к иеромонаху Серафиму», я подошел.

Отец Арсений обратился ко мне: «Александр Сергеевич! Попрошу Вас записать воспоминания о. Серафима о его сложном жизненном пути, и пусть они войдут в собираемые нами воспоминания. Позовите всех, кто сегодня приехал, и Надежду Петровну – выслушать рассказ будет всем полезно, тем более что жизненные пути наши не раз пересекались в лагерях. Отец Серафим! Прошу Вас говорить не стесняясь, не спешите, рассказывайте подробно. Знаю, Вы стеснительный человек, но здесь все свои». Я попросил разрешения вести запись на магнитофон, мне будет легче изложить рассказанное. Отец Серафим смущенно оглянулся, перекрестился несколько раз и, сказав «с Богом», начал рассказ.

«Сейчас мне восемьдесят девять лет, родился в Санкт-Петербурге в 1883 г. в родовитой богатой княжеской семье. Род наш от Рюрика, в русских летописях много раз упоминался, предки и святыми были, но злодеев, предателей тоже хватало. Фамилия громкая, но называть не буду, поверьте, что это так. Мирское имя Алексей. Рос, как все дети в родовитых богатых семьях: гувернантки, бонны, лакеи, горничные. Был самым младшим, кроме меня еще три брата – Владимир, Всеволод, Игорь и две сестры – Ольга и Елена. Братья – красавцы, высокие, статные, все в гвардейских полках служили, сестры – первые красавицы в Петербурге, а я дожил до пятнадцати лет и больше не рос, лицом неказистый, волосы вечно копной стояли. Папа и мама, Царство им Небесное, братьями и сестрами гордились, а меня на приемы не брали, дома, когда гости собирались, не показывали; сам себя стеснялся, да и родителей не хотел в неловкое положение ставить.

Все в семье были русофилы, имена братьям давались только из числа русских святых, имена сестер, Ольга и Елена, – в честь святой княгини Ольги, в крещении Елены. Братья окончили Пажеский корпус, сестры – Смольный институт. Мне не только в Пажеский корпус нельзя, а и в кадетский – роста маленького, вид замухрышки, офицер из меня никакой. Учился в реальном, окончил с золотой медалью, поступил в Петербургский политехнический институт и тоже с золотой медалью окончил, но моих родителей это не радовало.

С одиннадцати лет постоянно ходил в церковь, дома усердно молился, а в семнадцать лет поехал на Валаам; ездил летом в Соловецкий монастырь и псковские монастыри. Родители, особенно мама, «рвали и метали»: княжеского рода, богатый – и к «жеребячьей породе» лезет, так в высших, да и не только высших, кругах называли священнослужителей за длинные волосы и бороды. Вся родня поднялась против меня, пошли разговоры отправить меня в Екатеринбург, благо губернатор родственник, или в Англию в посольство, чтобы оторвать от Церкви.

После окончания института поступил на Балтийский завод. Революционно настроенная инженерная интеллигенция, узнав, что я из известного княжеского рода, да еще при царском дворе «околачивающегося», объявила мне бойкот «молчанием», разговоры только по делу: «да» или «нет», и, конечно, в основном «нет». Дома плохо, на заводе еще хуже. Золотая медаль, грамота сыграли отрицательную роль в глазах сослуживцев. Не раз говорили: «Князюшка! Золотеньку грамоту-медальку за происхождение получили или денежку дали?»