Светка в пять лет ни одной буквы не знала. Любимое занятие было залазить куда повыше - на шкаф, вешалку - и прыгать зверем на спину зазевавшимся домочадцам. Тещу до истерики доводит. Или на двери катается, пока под задницу не получит. У Сутункиных в детской был спортивный уголок с канатом, по нему Светка то и дело обезьяной взмывала под потолок. Слезет, банан с тарелки цапанет и с фруктом в зубах наверх. Костя визжал от восторга, снимая эти джунгли на видео. Светка ошкуривала банан прямо на верхотуре. Канат ногами обхватит, одной рукой в него вцепится, а другой и зубами банан в секунду, только шкурки в камеру летят, распотрошит. Маугли, а из умственных достижений показать нечего.
- У нас Вика такая впечатлительная, - сказала после скрипичного концерта мама-Сутункина. - Как-то смотрю, она плачет перед телевизором, там собаку машиной раздавило.
- Ха! - подскочил Гена и позвал дочь на сцену.
Раздался грохот, Светка спрыгнула с каната и с довольной рожицей нарисовалась у стола - зачем звали? ? Все примолкли в ожидании следующего номера. Папа-Гена засосал пол, набрал полную грудь воздуха и забасил народную трагедию:
Средь высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе-горькое по свету шлялося,
И на нас невзначай набрело.
Светкина мордашка, на которой до сей поры было написано блаженство от каната и бананов, начала плаксиво сжиматься.
Папа-Гена, для усиления эффекта, повернулся к дочери спиной, продолжая живописать в стену жуткую картину:
Ой, беда приключилася страшная.
Мы такой не знавали вовек.
Как у нас, голова бесшабашная,
Застрелился чужой человек!
На "застрелился" из Светкиных глаз фонтаном брызнули слезы.
Она, загипнотизированная ужасом песни, вкопано стояла перед столом, по щечкам бежали горькие ручьи. А Гена ревел, описывая "горе-горькое":
Суд приехал, допросы да обыски.
Догадались деньжонок собрать.
Осмотрел его лекарь скорехонько.
Да велел где-нибудь закопать.
На "закопать" Светка заревела в голос. Она стояла как старушка, сгорбившись, ручонки висели плетьми, и навзрыд оплакивала кончину "буйного стрелка".
Зрители покатывались от смеха. Толик, размахивая руками "ой! не могу!", зачерпнул рукавом полтарелки холодца и плеснул на декольтированную часть супруги. Сутункина то и дело пищала: "Ай! девочки! обмочусь! Ай! обмочусь!" Костя рыготал, распахнув рот на полстола, забыв про видеосъемки.
Довела Светка взрослых до смехоэкстаза. Но как только папа-Гена перестал петь, слезы мигом высохли, Светка пошмыгала носом и, получив кусок ананаса, как ни в чем ни бывало убежала.
- Вот это номер! - вскочил Костя. - А если я? Он ринулся в детскую, рявкнул во все горло:
Горе-горькое по свету шлялося...
И по новой:
Горе-горькое...
После чего вернулся, руки трясутся в нетерпении:
- Слова напишите, не знаю.
Накатали слова. Костя с ними скрылся в детской, душераздирающе заревел по бумажке.
Зрители сидели с напряженными ушами: заплачет - не заплачет?
Почти как на стадионе: забьют или нет?
Забили. Светкин пронзительный рев раздался под потолком.
- Во шапито! - влетел восхищенный Костя. - Блеск Светка!
- А як же! - гордо сказал папа-Гена.
- Надо заснять! - схватил Костя камеру.
На съемки пошли все. Светке дали банан. Она трескала, ничего не подозревая. Папа-Гена с удовольствием завыл:
Средь высоких хлебов затерялося...
Первый "блин" не удался - кассета закончилась на самом интересном, когда Светка заплакала, месте. ? Второй дубль оператор, просмотрев, забраковал, решил: в кадре должны быть вместе и поющий, и ревущий. А то непонятно, что к чему.
- Все, снято! - наконец крикнул он. Одним словом, весело гульнули. Костя позвонил Гене через пару дней:
- Я сейчас показал цирк со Светкой корешам, они не верят: не косячь, говорят, ее за кадром щипали. У меня в некоторых местах коряво снято, до пояса брал. Так что хватай Светку и приезжай.
- Поздно, - сказал Гена, - Светку спать укладываем.
- Плачу сто баксов! - горячо убеждал Костя. - Сразу!
Гена поколебался немного и схватил Светку в охапку. Такие деньги на дороге не валяются.
У Кости тоже. Он поспорил с дружками на 200 долларов, что Светка завоет от "горя-горького".
И Светка дядю Костю не подвела. На первых словах песни заревела в три ручья!..
ЗАНАКА
Никола Наумов успел бы к выносу тела, кабы не заминка в Тюмени. Вышел на перрон размять засидевшиеся ноги, навстречу наряд милиции. Никола в носках совершал променад. Обувь, стоит заметить, и летом не сезонная, тем более - в октябре. И одет Никола был непрезентабельно: брюки на заду лоснящиеся, на коленях пузырящиеся, обремканные по низу. Рубашка как из мусорного ведра. Да и то сказать, не с тещиных блинов возвращался мужик - с северной нефтевахты. Четырехдневная щетина на скулах, столько же дневный перегар изо рта. Скажи кому, что слесарь шестого разряда - ни за что не поверят. Бомж и бомж.
За бомжа и приняли. Поезд тем временем ту-ту. Только на следующий день упросил Никола милицию позвонить в свою контору. Особых примет у Николы на банду уголовников хватит: рыжий, косоватый, передних зубов нет, лысина...