– Да не ангел я! Ты где-нибудь видишь огненные крылья?
– На крыльях пламени ты же и прилетел мне на помощь, – она сейчас так ласково на него смотрела, что Льву хотелось задержать этот момент как можно дольше, – Этот меч работает только в руках ангела. Для него ангельская кровь как пароль. Никто другой его даже поднять не сможет. Ты что, не знал?
Лев медленно покачал головой.
Ника продолжила:
– Именно этим клинком в прошлый раз сразили Аббадона прямо здесь. На пороге этого отеля. Меч потому здесь и хранился. Ждал, пока не придет новый защитник. Даже странно, что ты этого не знаешь, ты же портрет его старого владельца повесил над камином. У Мэри этой фотографии не было.
– Это портрет моего отца.
Ника молчала, глядя ему в глаза. Потом тихонько засмеялась.
– С ума сойти, – наконец сказала она.
– А зачем ты себя шокером? Я чуть не умер, когда это увидел.
– Я же не совсем дракон. Просто так вызвать его не могу. Дракон всегда рядом, где-то внутри меня, но… не знаю… как по другую сторону зеркала. Я меняюсь с ним местами только если меня сильно ранят, так чтобы была реальная угроза жизни, но куда проще сделать это при ударе током. Ну и еще я сразу превращаюсь, если прыгну с большой высоты.
– А ты правда летать можешь? А почему ты на него огнем ни разу не дыхнула?
– Я лунный дракон. Мы огнем не плюемся. Зато небо действительно моя стихия. Особенно ночью и при луне.
– Покажешь, как ты летаешь?
– А ты… действительно к этому так просто относишься? Я очень боялась говорить тебе…
– Когда ты с крыльями, ты такая же красивая, – улыбнулся Лев.
Ника смутилась. Медленно перевернулась на спину и пододвинулась поближе. Лев тоже перевернулся на спину. Они лежали и смотрели на обугленный потолок. Теперь их головы соприкасались.
Ника медленно оглядела холл… точнее то, что когда-то им было. Меньше всего пострадала только стена с дверью в Москву. Вся остальная обстановка либо сгорела, либо была разнесена в щепки.
– Вот завтра утром Пал Саныч охренеет… – сказал вдруг Лев.
Ника захихикала. Ойкнула, видимо ей тоже было больно, но потом все же засмеялась вовсю. Лев тоже не удержался. Они хохотали и хохотали, превозмогая боль. Им так не хватало этой разрядки. Наконец то все кончилось. Никаких больше загадок. Никаких тайн друг от друга. Никаких врагов.
Наконец Лев вытер слезы от смеха, повернул голову к Нике. Ее ушко было совсем рядом.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она повернулась к нему. Ее глаза сейчас лучились золотом. Она хотела что-то сказать, но тут вдруг зазвонил ее телефон. Мелодия была незнакомой. Ника приподнялась на локтях и обеспокоенно поискала глазами источник звука. Ее обугленная сумочка валялась под обломками кресла.
Лев хотел уж было подсказать ей, что в такой момент стоило бы послать весь остальной мир куда подальше, но лицо Ники было уж слишком серьезным. Видимо она по мелодии поняла кто звонит.
Пока она вставала он увидел кровавые матовые пятна на блестящей чешуе платья.
– Тебя все же перевязать надо, – сказал он. Ника ничего не ответила. Осторожно ступая по деревянным обломкам босиком, быстро подошла к тому месту откуда раздавался звонок и выцепила из кучи хлама смартфон.
Чехол у телефона тоже местами оплавился, но сам аппарат работал.
– Да! – напряженно сказала она и, услышав ответ, внезапно выпрямилась как натянутая струна.
– Сейчас буду! – бросила она и стремглав побежала к выходу.
– Что случилось? – крикнул Лев, тоже пытаясь встать с пола, – Ты куда?
– Мама… – бросила она на бегу, – ей хуже.
Ника пулей вылетела на улицу. Лев зарычал от боли в ребрах, но все же вскочил и бросился за ней.
Прохожие недоуменно проводили взглядом босую окровавленную девушку в тонком разорванном платье, выбежавшую на московскую февральскую улицу. Ника запрыгнула в черную спортивную машину и та, взвизгнув шинами, под возмущенные гудки подрезанных водителей умчалась вниз по улице.
Лев постоял несколько секунд в дверях, думая не поехать ли за ней, но потом понял, что лучше позвонить ей и спросить, чем он может помочь. Возможно лучше сгонять к врачу Саше за каким-нибудь лекарством, пока она будет сидеть возле матери. Он вернулся в холл.
От телефонов на ресепшене, как, впрочем, и от самой стойки, не осталось ничего. Он попинал ногами обломки и головешки, ища свой мобильник. Где он вообще его потерял? Может наверху, когда по полу катался от визга?
Тут он почувствовал, что он в отеле не один.
Лев обернулся к московской двери.
– Отель пока закрыт, – осторожно сказал он высокому светловолосому мужчине в кремовом костюме-тройке. Потом демонстративно оглядел помещение и добавил для убедительности, – На ремонт.
– Я знаю, – с вежливой полуулыбкой ответил тот.
– Тогда что вы хотите? – устало вздохнув, спросил Лев.
– Я был другом твоего отца, – мужчина медленно опустился в неожиданно появившееся за его спиной белое кресло и положил нога на ногу.
Лев стоял и молчал, глядя в нечеловечески светлые глаза незнакомца.
– Сказать честно, я впечатлен, – наконец произнес тот.
Лев огляделся. Из всей мебели уцелело только старое зеркало. Его, похоже, ничего не брало.
– Я тоже, – ответил он.