Ну, а Петяша, войдя в квартиру, шмякнул на пол пакет с добытыми едами, скинул пиджак и еще из прихожей швырнул его на тахту. Слава-те, господи, наконец-то - дома! С этой весьма облегчительной мыслью он и сам, вслед за пиджаком, прошел в комнату. Кати в комнате не было, зато квартира была полна звуков: на кухне мощно орала, исторгая из динамика какую-то неопределенно-эстрадную музыку, радиоточка, а в ванной вовсю нахлестывал душ. Опустившись на тахту рядом с пиджаком, Петяша закурил, развеивая в воздухе вместе с дымом только что пережитый страх. Вот посидим сейчас, думал он, покурим, Катерину из ванны извлечем... Она - ужин изготовит; хорошо... А после - кофейку, да с коньячком; вовсе замечательно... Гармония мира не знает границ... А пока... Чем бы пока заняться? Думать - не хотелось: во многом знании, как известно, много печали, а во многом размышлении этой печали наверняка еще больше. А не лепо ли ны бяшеть, братие, начати новый роман? И отвлечься поможет, и - поторопиться бы надо, пока за это еще деньги платят. Петяша в задумчивости подошел к столу, смахнул с пишущей машинки гору разрозненных листов с заметками, вставил в каретку чистый лист и прошелся для пробы пальцами по клавишам. Ч-черт, лента совсем слепая... фывапролдж... Ладно, ! с ней. Откопав среди настольного хлама неиссякшую ручку, Петяша расчистил кусок столешницы и, несколько времени подумав, принялся записывать: Некогда - не было ничего помимо абсолютного Ничто. Сгустилось Ничто и исторгло из себя Его, и был Он голоден и наг. И сказал Он: "Пусть станет мне еда и одежда" И сгустилось Ничто в другой раз, и исторгло из себя зверей, дабы мог Он пропитаться их мясом и в шкуры их облачиться. И погнался тогда Он за зверем, но был зверь быстр и убежал прочь. И сказал Он, утомившись бегом: "Пусть же станет мне еда и одежда, ведь я достаточно потрудился!" И сгустилось Ничто в третий раз, и сделался тогда большой огонь; и убил тот огонь зверей и сам продолжал гореть. Тогда разорвал Он убитых зверей на куски, сложил в котел с водою и поставил на тот огонь, а сам же - задремал в ожидании пищи. И тогда - появились от тепла на голове одного из зверей двое, давшие начало всему человеческому роду, каков есть он теперь, и назвали голову зверя своею землей, и принялись множиться, пока не заняли всю землю. И лето теперь сменяется зимним холодом, когда кипение воды выносит голову наверх, прочь от раскаленного днища котла; и дневной свет сменяется тьмою ночи оттого, что токи воды поворачивают нас вместе с головой то к свету днища котла, то к тьме его крышки... Но ныне - не об этом речь моя. Случилось так: взбурлила вода в котле, и сильно хлынула наружу, и едва не загасила огонь. Тогда пробудился Он от страшного шипенья и принялся раздувать жар. Исторг едкий дым из глаза его слезу; упала слеза в котел, и стало из нее Знание для людей. Поднял то Знание некий безымянный теперь человек, но, не вынеся непосильной тяжести, уронил наземь. Рассыпалось тогда Знание на многие осколки, и взял каждый, случившийся рядом, долю по силам себе. С тех пор ни единая крупица Знания не должна оставаться без хозяина, ибо, сделавшись ничьей, падет она на землю и рассыплется на крохи столь мелкие, что никто не сможет собрать их. А если исчезнет с земли все Знание - пропасть тогда и всему роду человеческому, задолго до того, как доварит и съест Он мясо свое...
23.
Приостановив процесс созидания, Петяша отвалился на спинку стула, закурил новую сигарету и перечел написанное. А что, пойдет! Пожалуй, решил он, надо из этого сказку позабавнее сделать. И -чтобы действие происходило здесь и сейчас. Ибо - нефиг разных эскапистов-мескапистов баловать. И без того разбалованы уже донельзя...