Отчий сад

Она поднялась по лестнице на четвертый этаж — и недовольно сморщилась: опять из-за своей мягкотелости ей придется целый вечер скучать. Пожалуй, пробудет она с часок — и достаточно. Дома ли Серафима?

Мура открыл. Фу, какой он толстый, сальный, с кудряшками и с настороженной улыбкой. Дал ей тапочки. Ага, значит, мамаши его нет дома, она у отца. Ка

note 84 кой стол?! Сегодня вроде обычный день? Не праздник. И мне помнится, твой день варенья в феврале.

Он приносил и уносил тарелки, он наливал и подливал вина, он так хотел, чтобы она поняла: он будет весьма неплохим мужем, он рассказывал, как у одного из его знакомых, тоже торгующего пивом, украли ведро — ведро! — денег прямо из киоска — пусть она догадается: Мура тоже будет богат, — он заговорил и о жене Феоктистова, сообщил некоторые бытовые подробности о купленном ей норковом манто, о сапожках зимних, страшно дорогих, о машине, которую Феоктистов грохнул, а теперь, отремонтировав, продал в два раза дороже, чтобы приобрести новую иномарку, вот какой министр своего дела, дока Феоктистов

— и он, Мура, скоро таким же станет!..

Стены были завешены безвкусными, как показалось Наталье, большущими коврами. Она не любила хрусталь, а он посверкивал за стеклом импортной стенки. Цветной телевизор с огромным экраном, недавно купленный и нарочно Мурой включенный, работал, и пел с экрана Игорь Николаев: «В королевстве кривых зеркал я полжизни тебя искал…», затем другой певец с красивыми, но такими плотоядными глазами, меняя шубы и девиц в видеоклипе, спел «Мадонну»…

И Мура с его соблазнами! Какая глупость и пошлость. Он так старательно набивает себе цену. Неужели отец в курсе? И нарочно ушел к себе, уведя Серафиму, чтобы оставить их наедине?.. Это опечалило ее.

— Знаешь, Мура, — сказала она тихо, — пожалуй, я пойду. Мне надо прочитать новую книгу о последних данных по тонзиллиту.

— У меня все время горло болит, — детским голосом пожаловался Мура. Он, и правда, болел часто, болел от простуды и с похмелья, от обжорства и от солнца. То кожа его покрывалась белыми волдырями, то красная сыпь украшала живот и руки, то нападал долгий насморк, то больно стреляло в ухе…

— И першит в горле, точно скребется мышь. Наталья встала с дивана. note 85

— Попробуй народное средство: сок свеклы, смешанный с соком капусты. Полощи как можно чаще. И все пройдет. — Она улыбнулась своей мягкой улыбкой. Конечно, ее Митя улыбался еще лучше: лицо его точно выплескивало поток света — последний мерзавец и тот расцветал в ответ. — Все пройдет. Главное — систематичность.

— Я бы тебя проводил, — тянул Мура в дверях, — но я приболел, а еще готовил, слабость какая-то…

— Не надо, — она отмахнулась, — пока! — и, едва вышла из подъезда, о Муре забыла. Она шла и про себя напевала: «В королевстве кривых зеркал я полжизни тебя искал…» Прилипла песенка, словно осенняя муха.

* * *

Сергей позвонил Ритке в клуб. Тома легла в больницу на обследование, Кирилл в школе, сразу оттуда на день рождения одноклассника, почему бы и его отцу не поразвлечься? Философия мгновенного удовольствия. Все остальное в жизни — осознанная необходимость. Эге? Ритка быстро согласилась, хотя обычно любила потянуть кота за хвост. Тут же приехала. Все, все Ярославцевы будут теперь ее! А из Сергея с его возможностями и какойникакой, а властью, она что-нибудь выжмет! Вот я какая умная!

Сергей вылез из-под теплого душа, кожа его блестела. Ну что, приятно наставить рога любовнику? Не сказал, подумал. Да, еще с его же братом. Тоже, видно, любительница сладких утех. Он ласково раздел ее: покачаемся на волнах, а? — и пропел бабьим голосом: мы на ло-о-до-чке ка-тались… Эге-ге!

Ей хотелось знать о Мите все. Раздетая, замирая в умелых руках Сергея, — черт побери, они все прямо созданы для секса! — она все расспрашивала и расспрашивала его, чередуя вопросы и поцелуи, кто нравился Мите в школе, и какой он был, и как потом общался, уже взрослым, с женщинами?

note 86 Знаешь, знаешь, Серега, — это он себе мысленно, — твоя пьянка дает о себе знать, ты сейчас опытом компенсируешь свой основной недостаток, но что ждет нас с тобой дальше?.. Но Ритка ничего не заметила. Она замирала и таяла, таяла и плыла, губы перестали ее слушаться, подчинившись его смелому языку, уплывала лодочка, уплывала, покачиваясь — но вдруг на исчезающий берег вышел молодой мужчина — Боже мой, уми-раю, он! — и она очнулась.

— Митьку-то любишь, — сказал Сергей, закуривая.

— Люблю! — ответила она гордо.

— Ну и дура, — он выдохнул дым.

— Почему?!

— Люби ветер — и то надежней.

— А мне надежности не надо — она у меня дома: свой шкаф со своим ключом.

— Эге?

— У меня все есть. Только туфель двадцать семь пар.

— А… — он равнодушно на нее глянул. Она стала ему понятна.

— Оставь Митьку, — докурив, сказал он, — зачем он тебе? Другого полюбишь.