Отчаянная девчонка

– Да, – согласилась Сьюзен Бун. – Четыре груши. Но ни одна из них не похожа на ту, что ты изобразила. Твоя груша выдуманная. Вернее, ты вспомнила, как выглядят груши, и нарисовала, руководствуясь исключительно своим воображением.

Я плохо понимала, о чем идет речь, а вот остальные ученики согласно закивали.

– Неужели ты не видишь, Сэм? – Сьюзен взяла рисунок и подошла ко мне. – Смотри, ты прекрасно изобразила виноград. Но это не тот виноград, который лежит на столе, он слишком правильный, и все ягоды в твоей кисти одинаковые. Пойми, ты рисовала не то, что видела. Все это плоды твоего воображения. В прямом и переносном смысле слова.

Я сморгнула. Я ничего не понимала. То есть, конечно, понимала, но не думала, что из–за этого стоит разводить демагогию. В любом случае мой виноград был самым красивым. Разве не это главное?

Удивительнее и обиднее всего было то, что студийцы смотрели на меня с состраданием. Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Это, кстати, одна из главных проблем рыжих – мы часто краснеем, и скрыть это никак нельзя.

– Рисуй то, что видишь, – еще раз назидательно повторила Сьюзен Бун. – Не нужно рисовать по памяти, Сэм.

И тут вошла Тереза. От стука двери проснулся Джо и снова закаркал:

– Привет, Джо! Пррривет, Джо! Я с облегчением вздохнула.

– Увидимся в четверг, – ласково попрощалась Сьюзен, когда я надевала куртку.

Я улыбнулась в ответ. Только через мой труп мы увидимся в четверг.

Тогда я еще не знала, как была права. Ну, в каком–то смысле.

4

Когда я рассказала Джеку о том, что произошло в студии Сьюзен Бун, он рассмеялся. Просто рассмеялся, будто ничего особенного в моей печальной истории не обнаружил. Это меня немного обидело, хотя, честно говоря, эпизод с фруктами действительно был забавным.

– Сэм. – Он покачал головой. – Как ты не понимаешь? С общественным давлением надо бо–ро–ть–ся!

Джеку легко говорить: он под два метра ростом и весит килограммов восемьдесят. Когда лучший игрок школьной футбольной команды переехал в Дубай, тренер умолял Джека стать нападающим. Но Джек отказался. Не потому, что, как я, боится командных игр. Просто Джек считает, что коллективные виды спорта подают дурной пример пролетариату, наводя его на мысль о том, что, сплотившись, рабочий класс может захватить власть над миром.

Так что Джеку–то просто бороться против системы.

Мой же рост вряд ли превышает метр шестьдесят, а собственный вес мне неизвестен: мама выкинула напольные весы, посмотрев передачу про подростков–аноректиков. Кроме того, я даже не могу подтянуться на турникете.

Когда я изложила все это Джеку, он снова рассмеялся, что показалось мне совсем уж невежливым. Особенно потому, что исходило от юноши, которому я отвела роль своей Великой Любви.

– Сэм, – сказал он, успокоившись. – Не физически бороться. Тут дело в другом. – Джек сидел за кухонным столом и доедал шоколадные пончики. Мама считает, что мы должны полдничать печеньем с молоком, но Тереза, которую, как и меня, не волнует, что Джек плохо учится и бьет стекла, готовит для него как на праздник. Как–то раз она даже испекла эклеры. То, что для парня Люси Тереза печет эклеры, еще одно доказательство несправедливости мироздания.

– Сьюзен Бун меня… подавляет! – решительно начала я. – Можно подумать, она хочет сделать из нас художников–клонов!

– Ес–тест–вен–но, – не переставая жевать, заявил Джек, – Вообще–то все учителя этим занимаются. Ты подошла к заданию творчески, добавила ананас и – бах! – на тебя опустился тяжелый кулак конформизма.

Когда Джек волнуется, он очень широко открывает рот, так что сейчас пережеванные ку–сочки шоколадного пончика разлетелись вокруг, и пара попала на обложку журнала, который читала сидевшая рядом Люси. Сестрица брезгливо смахнула их на пол.

– Чувак, не плюйся, – выдала она директиву и снова углубилась в чтение.

Вот видите! Видите! Ей дела нет до переживаний Джека.

Я откусила от своего пончика. Наша кухня расположена в стеклянной пристройке, и дверь ее выходит на задний дворик. Дому более ста лет, а викторианцы любили большие окна, много зеркал и яркие цвета. Наш дом покрашен в желтый, белый и голубой.

Так вот, кухню мы построили в прошлом году. Сейчас стемнело, и в стеклах, как в зеркалах, отражались все присутствующие. У меня не вызывала восторга бледная веснушчатая девочка с копной рыжих волос, одетая во все черное. Второй персонаж нравился мне еще меньше: девушка с тонкими чертами лица и тициановскими кудрями, одетая в пурпурную с белым форму чирлидеров.

Лучшее отражение принадлежало красивому брюнету с пронзительными голубыми глазами, облаченному в рваные джинсы и армейский плащ. Этот замечательный красавец с невинным видом поглощал шоколадные пончики.

Я, как всегда, сидела в середине. Кстати, вот что я недавно обнаружила в справочнике по психологии: 

«Старший ребенок (Люси): Инициативен. Всегда добивается того, чего хочет. Может стать послом доброй воли, диктатором или супермоделью. 

Младший ребенок (Ребекка): Инфантилен. Добивается того, чего хочет. Может изобрести лекарство от рака, совершить полет на Луну, стать ведущим ток–шоу.