Отборный жених кн. 2

Похоже, воспротивиться воле нашей посетительницы сторож не сумел — отчетливо зазвучали две пары шагов: исполненное сомнений мужское шарканье и безапелляционный перестук женских каблучков. Мы с Камиллой с одинаковым любопытством уставились в коридор.

— Анаис? Герцогесса? — тоже с одинаковым изумлением выдохнули мы обе.

Дочь регента окинула нас совершенно нечитаемым взглядом, задержалась на коробке с многострадальными пирожными, и надменно бросила сторожу:

— Откройте мне решетку, и сходите за чаем.

— Но сьёретта герцогесса! — скандализировано вскричал сторож. — Я не могу!

— Чего вы не можете? — холодно поинтересовалась Анаис.

— Ничего не могу! Ни решетку открыть, ни с поста уйти! Меня выгонят с должности!

— Было бы за что держаться. — герцогесса окинула ряд пустых камер пренебрежительным взглядом. — Странные все же существа — простолюдины… Впрочем, будем снисходительны к их примитивному уму. Эй, ты! — герцогесса повысила голос, будто говорила с глухим. — Так и быть, можешь и меня запереть в камере, пока будешь за чаем бегать.

— Но…

— Бегом! — рявкнула она и взгляд ее стал откровенно недобрым.

Кажется, у герцогессы была определенная репутация среди дворцовых служащих, потому что под этим взглядом сторож вздрогнул, вытащил ключи, и нервно грюкая связкой об решетку, принялся открывать.

Герцогесса скользнула в приоткрытую дверцу и властным жестом дала понять сторожу, чтоб убирался.

— Позволите присесть? — она остановилась между койками. На миг показалось, что за надменным тоном она прячет неуверенность.

Показалось. Потому что стоило ей усесться, как она нахальнейшим образом потянулась к коробке с пирожными, вытащила наименее помятое… и деликатно откусила, задумчиво глядя в потолок и явно оценивая вкус.

Камеру огласил тройной стон: наш с Камиллой злобно-сожалеющий (злобный — мой!), и полный наслаждения — Анаис.

— За этими пирожными вы из дворца сбежали? — облизывая губы острым язычком, спросила она. — Понимаю… Во дворце таких нет… А где есть?

Мы с Камиллой переглянулись.

— Кофейня… Вроде бы, недалеко от дворца…

Хмурить лоб нельзя, морщины будут, но сейчас я прямо чувствовала, как кожа собирается в складки в попытках вспомнить. С ужасом поняла, что я отчетливо помню каждый миг в кофейне. Каждую складку скатерти. Блики от цветных стекол на белом полотне. Узор на пушистой пене сливок. Но я совершенно не помню туда дорогу! Кофейню — помню. Улицы — помню. Шпиль дворца над крышами — помню. А все это вместе — никак не складывается!

— Мы… не настолько хорошо знаем столицу… — пробормотала Камилла.

Анаис едва заметно скривилась:

— Конечно, я не могу требовать от провинциалок, чтоб они и впрямь знали столицу.

В голосе ее звучали сомнения: может, все же потребовать? И пусть провинциалки выкручиваются как знают.

— Извинения приняты! — наконец решительно постановила она.

У меня язык чесался сказать, что мы не извинялись… Но я аккуратно и незаметно почесала его об зубы и промолчала.

— У его величества спрошу. — небрежно обронила Анаис. — Вы же с ним за пирожными ходили? — и с преувеличенным вниманием уставилась на пирожное.

— Это вышло случайно. — очень-очень мягко, очень-очень сдержанно сказала Камилла. И явно решившись на откровенность, выпалила. — Ни одна из нас… не осмелится претендовать на… внимание вашего царственного жениха, герцогесса.

— А хоть бы и претендовали. — с неожиданным равнодушием отозвалась Анаис и снова потянулась к пирожным.

Словно невзначай я забрала коробку у нее из-под рук и поставила себе на колени, всем видом изображая муки выбора — давленная в кашу малиновая начинка или размазанная по крышке сливовая?

Делить короля мне не интересно, а делить пирожные я не хочу — предпочла бы забрать все. Ну, хотя бы проследить, чтоб эта ушлая девица не забрала все.

— Он все равно женится на мне. — ревниво поглядывая на коробку с пирожными, ответила Анаис. — А я выйду за него замуж. Потому что так решил мой отец, а мы оба лишь покорно выполним его волю. — она попыталась дотянуться до пирожных.

— А потом, когда у вас родится наследник, он только короля… уберет? Или вас тоже? — сдвигая колени так, чтобы ее пальцы чуть-чуть не доставали до коробки, небрежно поинтересовалась я.

— Меня-то зачем убива… убирать? — возмутилась герцогесса.

То есть, против того, что короля уберут, она не возражает? Кажется, так подумала не только я. Но если мне было, в сущности, все равно, то на лице благородной Дезирон отразилось гневное возмущение.

— Совершенно незачем. — согласилась я. — Если, конечно, вы всегда и во всем будете папу слушаться.

— От противников моего отца мало что остается. Об этом вам сьёретта Дезирон рассказать может. — отрезала Анаис.

Это было неизящно. Вместо тонкой издевки герцогесса прибегла к откровенной грубости… а значит… значит… или она не так хороша в светском обхождении, как пытается показать… или я только что попала в настолько больное место ее души, что выдержки любезной Анаис попросту не хватило. И ее грубость — как вопль раненного, если ударить прямиком по ране.