От всего сердца

– Ну да, так получилось… Бабушка и сама переживала по этому поводу. Извинялась даже… Говорила: это ж моя дочь, какая ни есть… А еще она ее боялась. Да и я ее тоже боялась…

– А Гриша?

– Гриша нет, не боялся. Он говорил: нельзя мать осуждать. И бояться не надо, и осуждать не надо, а просто жить своей отдельной жизнью, и все. Он очень умный был, Гриша… И добрый…

Варя замолчала и будто сникла, опустив глаза, но тут же испуганно спохватилась:

– Ой, да что ж я говорю такое? Почему был-то? Он есть… Есть и будет… И он вернется, и мы снова будем жить счастливо…

– А за что его осудили, Варь? – осторожно спросила Лидия Васильевна, тяжело вздохнув.

– За то, что человека сбил… На машине… То есть в приговоре так написали, но я-то знаю, что это не так! Потому что он не мог, понимаете? Не мог! Потому что не был он за рулем… Не был… Другой человек был, я точно знаю…

Варя хотела было продолжить, да не смогла – слезы потоком хлынули из глаз. Лидия Васильевна растерялась, подскочила со стула, засуетилась по кухне в поисках салфеток, но не нашла. Еще и Мотя прибежал из комнаты, путался под ногами, скулил и требовал к себе внимания. Она набросилась на него с отчаяния:

– Мотя, ты еще тут! Видишь, не до тебя сейчас!

Но Мотя продолжал скулить, глядел на нее умоляюще, будто хотел пристыдить: ты чего, хозяйка, совсем с ума сошла? С утра тут сидим… А мне давно на улицу по своим собачьим делам выйти надо!

– Сейчас, Мотя, сейчас… Я все понимаю, да…

Варя тем временем чуть успокоилась, проговорила, продолжая тихо всхлипывать:

– Вы идите, Лидия Васильевна, если вам надо… И простите меня… Как начинаю все это вспоминать, себя сдержать не могу…

– Да я понимаю, Варенька, я прекрасно тебя понимаю… И ты меня прости, что разбередила тебе душу своими вопросами! А Мотю и впрямь пора выгуливать, иначе это дело добром не кончится.

Мотя услышал хозяйку, понял, что добился своего, и помчался в прихожую, с готовностью сел у двери.

Пока Лидия Васильевна одевалась, Варя говорила быстро, будто боялась не успеть:

– Спасибо вам, большое спасибо! Я знаю, что мне никогда не удастся отблагодарить вас по-настоящему! Вы… Вы очень хороший, очень добрый человек… Вы… Вы…

– Варенька, ты чего это? – уже от двери обернулась к ней Лидия Васильевна, с трудом удерживая рвущегося с поводка Мотю. – Перестань, ради бога… Ты так сейчас говоришь, будто прощаешься! А я ведь еще приду… Сейчас кое-какие дела сделаю и приду… Ближе к вечеру, хорошо? Нет-нет, я не прощаюсь, Варенька, что ты…

* * *

«Не прощаюсь!» Она сказала: «Не прощаюсь!» Как это звучит замечательно, как хорошо… И как тепло рядом с этой женщиной, хоть и знакомы всего ничего! А кажется, что уже очень, очень давно…

Варя стояла у окна, смотрела, как Лидия Васильевна идет по двору. Как трусит рядом собака Мотя. А навстречу мужчина идет, и тоже с собакой. Вот Мотя заволновался, завертелся на месте, чуть притормозил, приветствуя собрата, и Лидия Васильевна нетерпеливо потянула его за поводок…

Вскоре она вышла со двора, а Варя все продолжала стоять у окна, будто потеряла что-то. Тревожно как-то на душе стало… А вдруг она не вернется?

Мишенька проснется и плакать будет, что собачка от него ушла. И Даша придет из школы, расстроится… Нет, и в самом деле, как так получилось, что за короткий промежуток времени – каких-то полдня! – эта женщина стала им так дорога? Не потому же, что помогла материально? То есть… Не только в этом дело. Просто рядом с ней так спокойно, так хорошо… Как рядом с Гришей когда-то…

Мысленно произнесла это горькое «когда-то» и поежилась, как от холода. Нельзя, нельзя так думать – «когда-то». Будто уже давным-давно счастлива была. Нет, нельзя…

Быстро отошла от окна, будто убегала от плохих мыслей. И впрямь – заняться ей нечем, что ли? Надо вон кашу для Мишеньки сварить, он скоро проснется… И ужин готовить надо. Да мало ли всяких дел… Не надо о плохом думать, иначе с ума сойти можно!

Хотя не думать не получалось. Будто в продолжение разговора с Лидией Васильевной невольно прорисовался в памяти тот день, когда все это случилось… А ведь она так не хотела отпускать Гришу на этот пикник, так не хотела! Да он и сам не очень ехать хотел… И вместе у них никак не получалось – бабушка приболела, и неудобно было ее просить посидеть с Мишенькой. С собой тащить детей на пикник тоже было нельзя – погода стояла холодная, то и дело принимался лить дождь. И с чего вдруг Степке приспичило устроить пикник на даче?

Степкой они называли Гришину школьную приятельницу Наташку Степанову. Компания у них такая в школе была – три парня и девчонка. И после школы дружба осталась, хоть и все в разные институты поступили. Встречались довольно часто, если уж у кого день рождения случался, то обязательно собирались дружной четверкой. Как сами себя назвали – три мушкетера и мушкетерка. Наташка не обижалась на «мушкетерку», наоборот, ей нравилось… И дружбу эту очень ценила. И даже когда замуж вышла и сменила фамилию, для них все равно осталась Степкой.