От рабства к свободе

В книге упоминается очень древний город Фирца, который был столицей Северного Израиля еще в X веке до нашей эры. Упоминание такого архаичного места показывает, что, по-видимому, основы текста очень древние. Но нам ведь важно не это, а важен смысл.

Я зачитаю вам несколько строк, и вы поймете, что далеко не восторг от пребывания в гареме запечатлен в этой книге… Девушка не хочет, она убегает, убегает ночью, но воины хватают ее по дороге, а ей всюду слышится голос любимого:

Г олос милого!

Вот он подходит,

Перебираясь по горам, перебегая по холмам, —

Мой милый подобен газели или юному оленю.

Вот стоит он

за нашей стеной,

Засматривает в окошки, заглядывает за решетки.

Молвит милый мой мне, говорит мне: «Встань, моя милая

моя прекрасная, выйди!

Ибо вот зима миновала,

Ливни кончились, удалились, Расцветает земля цветами,

Время пения птиц наступило,

Г олос горлицы в краю нашем слышен, Наливает смоковница смоквы, Виноградная лоза благоухает —

Встань, моя милая,

моя прекрасная, выйди!..

Дай увидеть лицо твое,

дай услышать твой голос… ¹⁰

(2. 8-14)

Она спит.

Я сплю, но сердце не спит…

Голос милого — он стучится:

«Отвори мне, моя милая, моя сестра, моя нетронутая, моя голубка,

Г олова моя полна росою,

и мои кудри — каплями ночи!»

Сняла я хитон —

не надевать же его снова!

Омыла я ноги —

не пачкать же их снова!

Мой милый руку

просунул в щелку —

От него моя утроба взыграла.

Встала милому отворить я, а с рук моих капала мирра, с пальцев — текучая мирра…

(5. 2–5)

Это любовь. Страсть — в хорошем смысле слова. Не платоническая отнюдь, не какая-то сентиментально-романтическая, а живая подлинная любовь двух существ, которые сохраняют удивительную чистоту при настоящей чувственной привязанности друг к другу!

Положи меня печатью на сердце,

Печатью на руку!

Ибо любовь, как смерть, сильна,

Ревность, как ад, тяжка;

Жаром жжет —

Божье пламя она —

И не могут многие воды любовь погасить, Не затопить ее рекам, —

Кто ценою своего достояния станет любовь покупать, тому заплатят презреньем.

(8. 6–7)

Значит, настоящую любовь нельзя купить. И звучат эти бессмертные слова: «Любовь, как смерть, сильна!»

Когда вам будут говорить, что Священное Писание бесплотно, что оно отрицает мир, любовь, красоту жизни, — то вспомните об этой книге. Литературно она построена как перекличка хоров и солистов. В ней есть голос жениха, голос невесты, голос хора. Это девушки из гарема Соломона, девушки из окружения этой невесты. Она вовсе не Суламифь, а шуламйт — просто жительница местности, она шуламитянка. И она отнюдь не дитя гарема.

Я черна, но собой прекрасна, девушки Иерусалима!

Как шатры Кедара,

как завесы Соломона, —

Не смотрите, что я смугловата, что меня подглядело солнце, —

Мои братья на меня прогневались, — виноградники стеречь мне велели, — Свой же виноградник не устерегла я.

И в это время раздается голос жениха:

Как прекрасна ты, милая,

Как ты прекрасна,

Твои очи — голубицы!

Невеста отвечает:

Как прекрасен ты, милый, и приятен,

И наше зелено ложе.

Жених:

Крыша дома нашего — кедры,

Его стены — кипарисы.

Невеста:

Я — нарцисс равнины,

Я — лилия долин!

Жених:

Как лилия между колючек — моя милая между подруг!

(1. 15-2.2)

Только внимательное чтение помогает различать, где голос жениха и где голос невесты.

Любовь является величайшим даром Неба для человека, поэтому она должна была найти отражение в Библии. Ей должны были быть посвящены не только отдельные эпизоды, но особая книга. Я еще раз подчеркну, что огромная нравственная чистота этой книги соединяется в ней с глубоким и страстным, в хорошем смысле этого слова, чувством.

И более того, потом, столкнувшись со средневековой литературой, вы, вероятно, найдете одну немножко странную на первый взгляд вещь: для средневекового комментатора эта книга о любви двух молодых существ является и книгой мистической, книгой о любви Бога к человеку. Какая же тут связь?

Дело в том, что Священное Писание так возносит человеческую любовь, что делает ее символом единства — высшего единства между Богом и человеком. Поэтому религиозный союз у пророков часто выступает под видом брачного союза. Вы помните, когда я вам рассказывал про пророка Осию, у которого была неверная жена и он страдал от ее неверности. Эту драму пророк связал с драмой народа, с драмой ветхозаветной Церкви, отпадающей от Бога, и со страданием Бога, которому изменяет человек!

Такова высота любви, которую Библия связывает здесь с этой тайной. Вот почему впоследствии апостол Павел скажет о том, что «будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и Церкви»*.

Вот почему сразу, почти без перехода, от отношений любящих средневековый автор переходит к отношениям Бога и человека. Таким образом, Песнь Песней была истолкована аллегорически. И великие поэты, такие, как испанский поэт и мистик Хуан де ла Крус или Бернар Клервосский, знаменитый французский толкователь, или Григорий Нисский, греческий комментатор IV века, — кто бы ни писал о Песни Песней, они всегда прочитывали ее многослойное содержание и видели в земной человеческой любви образ любви вечной и Божественной.