Домой Михалыч явился за полночь. Он пришёл очень сердитый, отказался от ужина и сразу прошёл к себе в кабинет.
- А где же машина? - робко спросила мама.
- Там валяется! - буркнул Михалыч.
- То есть где это - там?
- У Цурика в лесу. Мама совсем растерялась:
- Ты что ж, её бросил, а сам уехал?
- Не уехал, а пешком ушёл, нигде подводы нет! - раздражённо отвечал Михалыч. - А ты что же хотела, чтобы я цыганский табор у дороги разбил?
- Но ведь её могут ночью украсть, - сказала мама.
- Да кто её там возьмёт! - махнул рукой Михалыч. - Не заводится, и заднее колесо заело. Совсем не крутится.
- Боже мой, нужно чем свет подводу за ней послать! - забеспокоилась мама. - Теперь ночью кого наймёшь?
- Никуда не денется, - решил Михалыч. - А украдут - туда ей и дорога. - И он, даже как будто повеселев, отправился спать.
Мотоциклет не украли. Мама утром наняла подводу, и машину привезли домой. Но после этого случая Михалыч больше не хотел её даже видеть. Он отправил её в мастерскую Ветрова, чтобы там исправили не пожелавшее двигаться заднее колесо.
Из мастерской мотоциклет больше не вернулся.
- Я его продал там, - сказал Михалыч, когда мама начала интересоваться, скоро ли, наконец, машину починят.
- Продал? За сколько?
- Ну, это уж, мадам, моё дело, - неохотно ответил Михалыч.
- Так я и знала! - вздохнула мама. - Лучше бы на эти деньги дельное что-нибудь себе купил.
Больше об этом злосчастном мотоциклете у нас в доме старались не вспоминать.
ЧУДЕСА В ЛУЖЕ
Несмотря ни на какие помехи, мы с Михалычем всё лето продолжали собирать и засушивать разных бабочек, жуков, стрекоз. Коллекция быстро увеличивалась.
Но в, от что нас огорчало: частенько мы совершенно не знали, как называется пойманное нами насекомое. Единственно, кто нам в этом деле мог помочь, - это книги Брема. Мы перелистывали девятый том, где были всевозможные насекомые, и старались сличить то, что мы поймали, с изображениями на картинках. К сожалению, большинство картинок были не цветные, и по ним очень трудно было судить - похоже ли наше насекомое на изображённое в книге или не похоже.
Однажды, просматривая картинки в книге, Михалыч сказал:
- Вот, Юра, мы всё ловим то, что по воздуху летает или по земле ползает, а ни разу не заглянули в воду. Ты только взгляни, сколько там интересного.
И Михалыч показал мне обитателей глубокой заросшей лужи: личинок водяных жучков, стрекоз, гладышей, водомерок, вертячек…
В тот же вечер мы решили назавтра двинуться в заречные луга. Там, в глубоких впадинах, среди кустов лозняка, всё лето не пересыхали глубокие лужи - настоящие крохотные озёрца, густо заросшие по берегам осокой и тростником.
К такому походу надо было немножко подготовиться: сделать из крепкой марли сачок для ловли в воде и взять с собой несколько банок, чтобы сажать в них свой улов.
Марля у Михалыча оказалась в шкафу, банки тоже нашлись. Сборы были закончены в тот же вечер.
На следующий день после обеда мы отправились на новую для нас охоту за всякими обитателями глубокой лужи.
Перешли через мост, выбрались в заречные луга.
- Пойдём-ка вон к тем кустам, - сказал Михалыч, указывая на низинку, по краям которой росли кусты лозняка.
Действительно, в низинке, у самых кустов, оказалась довольно большая лужа. У берегов она была совсем мелкая, и на мели прямо из воды торчали толстые зелёные стебли каких-то растений. На конце каждого стебля виднелся зелёный листок, заострённый, как стрела.
Михалыч сказал, что это растение и называется «стрелолист».
- А вот это ежеголовка. - И Михалыч показал мне рядом со стрелолистом другое растение, на стебле которого торчали зелёные шарики, усаженные длинными колючками.
- Как будто зелёные ёжики, - сказал я.
- Да, похоже, - согласился Михалыч. - А теперь посмотри-ка сюда. Видишь, у самой воды растение, на верхушке стебля будто белое крылышко. Его и зовут белокрыльник.
Много ещё разных растений показал мне Михалыч, только я тут же и забыл их названия. Я слушал его плохо-мне хотелось поскорее подобраться к самой луже и заглянуть в воду, что там делается.
Мы выбрали один бережок покруче, уселись и стали наблюдать.
Вода была совсем прозрачная, всё видно до самого дна. И дно тоже видно, только оно было сплошь укрыто какими-то подводными растениями с длинными, как зелёные нити, стеблями. На них пучками торчали в разные стороны тонкие жёсткие волосочки. Михалыч сказал, что это элодея, или водяная чума, а зовётся она так потому, что засоряет все водоёмы, куда только попадает.
Сидя на берегу, я осматривал всё кругом. Передо мной всюду кипела жизнь. Над водой то и дело пролетали тоненькие, будто травинка, стрекозы с чудесными тёмно-синими крылышками. На лету они взмахивали крыльями, точно бабочки, а когда присаживались отдохнуть на какой-нибудь стебелёк, не распластывали крылья, как другие стрекозы, а так же, как бабочки, складывали их над спинкой. Я хорошо знал этих стрекоз. У нас в коллекции уже были такие. Называются они «красотки». Вот уж верно - настоящие красавицы!