От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

Мама и тётка Дарья по-прежнему ходили присматривать за больным. Мама, кроме того, сговорилась с его соседкой-старушкой, чтобы и она заглядывала к нему, особенно утром и попозднее вечером. «Может, пить попросит, может, подать что-нибудь».

Как-то вечером, когда мы ужинали, мама сказала:

- Что-то уж очень плох наш Пётр Иванович. С постели едва-едва встаёт. Так одного его оставлять на ночь нельзя. Не дай бог, что случится. Один ведь, и позвать некого.

- Я давно говорил: в больницу нужно, - ответил Михалыч.

- Но ты же сам знаешь - он из своего домика никуда уходить не хочет.

- Тогда чем же я могу помочь? - раздражённо спросил Михалыч.

- А нельзя ли ему на ночь сиделку из больницы? Только на ночь?

Михалыч пожал плечами:

- Что ты! У нас ночных сиделок и так не хватает. Откуда же я её возьму?! Мама кивнула головой.

- Нанять бы кого? - в раздумье проговорила она. - Да кого к такому больному наймёшь? Тут именно сиделка, опытная сиделка нужна. - Мама покосилась на дверь в кухню и, понизив голос, продолжала: - Хорошо ещё, что Дарья не скандалит. Она ведь почти каждый день туда ходит, всё делает: и печь топит, и пол моет, и грязное ведро после него выносит… Пока что молчит. А надолго ли? В любой день может зашуметь. И права будет - совсем не её обязанность за каким-то больным в другом конце города ухаживать.

- Я сам удивляюсь, что она до сих пор ещё не расшумелась, - ответил Михалыч. - Может, и ещё потерпит. Приплатим ей к жалованью. Ты ей скажи об этом.

- Да я уж и говорить про это боюсь. Пока она молчит, и я тоже.

Мама сразу примолкла. Дверь из кухни отворилась, и в столовую вошла тётка Дарья, принесла что-то к ужину.

Она поставила на стол кастрюлю и сурово взглянула на маму:

- Я хочу отпуск взять. Сколько лет служу, ни разу ещё не брала.

Мама испуганно взглянула на Михалыча, потом умоляюще на тётку Дарью:

- Но почему же именно теперь? Ведь ты сама, Дарьюшка, видишь, сколько дел, сколько хлопот, огорчений…

- Всех дел не переделаешь, - мрачно ответила старуха. - Есть дела какие поважней, а есть, что и обождать могут.

Мама хотела что-то ответить, но тётка Дарья не дала:

- А не отпустите подобру, тогда расчёт давайте, совсем уйду от вас.

- Дарьюшка, мы понимаем, что ты устала, что Пётр Иванович…. Это совсем не твоё дело. Мы тебе отдельно заплатим. Потерпи немного. Ему уж недолго осталось…

- Вот то-то и есть, что недолго, - перебила тётка Дарья. - Совести у людей нет. Человек помирает, и всё один. Жил, горемычный, один, и смертный час подходит - опять один. Да ты подумай только, - сурово глядя на маму, продолжала она. - Может, к нему ночью Сама придёт. Как её одному-то, одному во всём доме встретить?! - Дарья боязливо взглянула в тёмный угол и торопливо перекрестилась. - Тут от одного страху сразу помрёшь. А мы его, горемычного, одного на ночь со всякими ужасами оставляем. Он ведь всё видит, всё понимает, только молчит. Потому как податься некуда. Вот и молчит. - Дарья решительно тряхнула головой и закончила: - Нет, так поступать не по-божески, так только изверги поступают. Или отпуск давайте, или расчёт. Провожу его до последнего, опущу в могилку, потом и вернусь. Возьмёте - ваша воля, не возьмёте - другое место найду. Была бы шея, а хомут найдётся. - Она вызывающе взглянула на маму, потом на Михалыча.

Оба сидели, окаменев от изумления.

Наконец мама опомнилась и с облегчением вздохнула.

- Дарьюшка, милая моя! - радостно заговорила она. - Никакого отпуска тебе брать и не нужно. Мы вот только что с Алексеем Михайловичем говорили о тебе, о том, что тебе тяжело за Петром Ивановичем ухаживать. Боялись, что ты откажешься. А ты, выходит, совсем наоборот…

- Нет, уж давайте или отпуск, или расчёт! - упрямо заявила тётка Дарья. - А так я не согласна. Я не двужильная. И тут готовь, убирай, посуду мой… И туда тоже ведь не в игрушки играть хожу. Это понимать надо.

- Да я понимаю, всё понимаю, - ответила мама. - Мы тебя сами просим пойти временно пожить у Петра Ивановича, пока он… Ну, может быть, поправится.

- Не поправится он! - мрачно возразила тётка Дарья. - Я хоть и не учёная и дохторской науки не изучала, а как глянула на него, так сразу угадала: не жилец он на этом свете, что ни говорите - не жилец! Я ему прямо это сказала: пусть и не ждёт и не надеется.

- Зачем же ему-то?! - воскликнула мама. - Да разве больному человеку такие вещи говорят?

- А почему же и не сказать? Он человек с понятием, вразумительный человек, ему допрежь всех других об этом знать надо, чтобы в последний путь подготовиться.

- Напугала ты его, - покачала головой мама.

- А зачем пугать, чего бояться? - спокойно возразила тётка Дарья. - Он человек смирный, беззлобный, никого не утеснил, не обидел. Прожил жизнь честь по чести, ему помирать бояться нечего. Не злодей какой-нибудь.

- Всё-таки зря ты об этом с ним говорила, - покачал головой Михалыч. Ну, да что сказано, того не вернёшь.