От него не сбежать

Оборачиваюсь к Луизке. Она уже успела встать на ноги, вытянуть шею. Напряглась. Вновь решит меня спасать от самого себя. Как по весне, когда увидела доказательства того, как «идеальна» наша семья.

Отчим пришел ночью бухой, с упавшей плашкой. Сорвалась сделка, он попал на бабки.

Я приехал почти следом за ним, вошел в дом, забежал на кухню перехватить воды и просто охренел от прострелившей спину боли. Сначала даже не сообразил, в чем дело. Повернулся уже на шум. Тихий смешок.

Он сидел в столовой, в руке ствол. Он расстрелял в меня обойму резиновых пуль. Сначала тебе кажется, что ты можешь убежать. Но, когда эта хрень попадает в колено, твоя скорость падает к нулю.

Лу тогда увидела мои синяки, вытрясла объяснение и поперлась к моей матери. Рассказать правду хотела. Наивная. Мама, конечно же, сделала вид, что не поверила. А меня попросила не выносить больше сор из избы.

Мельников всегда был двинутый. Сколько я его знаю, столько и терплю рукоприкладство. Терпел. После того случая с пулями. Когда они у него закончились, у меня хватило сил приставить к горлу этой твари нож. Обычный выкидной. Мельников сам ко мне подошел, сам наклонился, проверял, не сдох ли я. Проверил.

После нашего с ним веселья он больше меня не трогает, предпочитает вообще делать вид, что меня нет.

Открываю глаза, жадно хватаю ртом воздух и медленно выдыхаю через нос.

Разбегаюсь. Берег становится все дальше. Когда ныряю, тело поглощает агония, она прочищает сознание. Вытряхивает из него мерзкие мысли. Вроде тех, чтобы наплевать на мораль и трахнуть Луизку здесь и сейчас. Выныриваю на поверхность и развожу руками перед собой. Держусь на воде. Слышу ее громкий голос. Она кричит, ругается.

Когда возвращаюсь на землю, получаю хлесткий подзатыльник. Ловлю ее руки и перегибаю ее спиной через колено. Луна освещает ее взволнованное лицо, и я вновь отступаю.

Она сейчас спишет все мои выходки на то, что я пьян. И отчасти будет права. Придумает тысячи причин, почему я так себя веду, но не дойдет до главной.

И ведь дело не в ней, оно во мне. Она всегда держит дистанцию. А я слабак. Я так не могу. Не могу, потому что у нее есть призрачная иллюзия, что Витек будет ее, а у меня только она.

Она дорога мне. И если Лу не может принять мои чувства, я ни за что не буду портить ими нашу дружбу. Потому что быть рядом с ней, чувствовать ее искренность, поддержку, заботу – гораздо дороже всех моих нелепых признаний. Гораздо.

– Прости, – возвращаю ей перпендикулярное положение.

– Замерз? – стягивает мою куртку со своих плеч.

– Освежился, – задерживаю ладонями ее порыв вернуть мне кожанку, – покурю и домой тебя отвезу.

– Ладно.

Нащупываю в джинсах пачку сигарет и зажимаю одну зубами, пока застегиваю ремень. По дороге к машине набрасываю футболку и щелкаю зажигалкой. Крепкая затяжка слегка кружит голову. Я редко курю, в основном по пьяни. А сегодня что-то совсем зачастил – потому что она рядом.

Это хорошо, что она уже залезла в салон.

Выбрасываю окурок и, звякнув ключами, сажусь за руль. Врубаю подогрев сидений и печку на максимум. Луиза же скидывает туфли и прижимает колени к груди.

– Пристегнись, – напоминаю и сам же вытягиваю ремень с ее стороны. Защелкиваю.

– Спасибо.

До города мы добираемся в молчании. Только на повороте к дому Рябины Лу спрашивает про круглосуточные аптеки.

– Зачем? Если что, презики у меня всегда с собой, – ухмыляюсь, а сам крепче сжимаю руль.

– Дурак. Нужно противопростудное купить, не хотелось бы заболеть после этих ночных купаний.

– Понял.

Торможу у первой двадцатичетырехчасовой лавки с лекарствами. Спрашиваю, что нужно купить, и иду туда один. Беру все, что она просила, и кидаю на заднее сиденье. А потом, потом еду к Рябине. Знаю, что обещал сбагрить ее домой, но не могу. У Савы очередная туса. Дверь открывает длинноногая блонди. И одежды на ней – только Рябинина рубашка.

Луизка жмется к стенке и, наверное, в сотый раз проклинает меня за то, что смог уговорить ее подняться хотя бы на минуточку.

– О, какие люди! – Сава выплывает в дверной проем, закидывая руку на плечи блондинки. – Заползайте, у нас тут весело.

Лу кривит губы, но шаг в сторону комнаты делает. Придерживаю ее под локоть, пока она снимает туфли, и сбрасываю кеды.

У Рябины полный аншлаг. Народу тьма. Музыка долбит на весь район. Соседи вешаются.

– Ты сказал, здесь человек десять, – бурчит Лу.

– Ну, – чешу затылок, – плюс-минус. Виски будешь?

– Не.

– Как хочешь. Я сейчас.

Пока я шатаюсь в поисках бухла, к Лу приклеивается какой-то долдон. Приходится указать чуваку маршрут, чтобы он завтра досчитался зубов.

Хабибуллина не реагирует. Просто садится на диван и вырывает из моих рук бутылку. Делает несколько больших глотков, кашляет, а после делает еще. Зажимает рот ладонью и часто дышит. Когда вскидывает взгляд, замечаю, как по ее щеке скатывается слеза.

Твою мать! На фиг я ее сюда притащил.

– Что он сделал? – повышаю голос, но она смотрит на меня как на барана. – Луиза!

– Ничего. Он тут ни при чем, – пытается выговорить, чтобы не заплакать. Правда, получается хреново.

– Тогда чего ты…