Читаем От меня беги полностью

От меня беги

Выпрыгивает из тачки вперед меня. Оглядывается по сторонам, как ребенок, которого выпустили из клетки. Ни одна девчонка рядом со мной себя так не вела. Большинство уже зажравшиеся. Хотят подарков и регулярных новых впечатлений. Причем последние должны быть из серии «дорого-богато». С такими мне не по пути. С Ахметовой хватает взгляда, чтобы все вокруг воспламенилось и заиграло другими красками.

Выбираюсь следом за ней, беру свой айпад, открываю дверь ключом.

За невзрачным фасадом простой шиномонтажки скрывается настоящий рай творческой личности. Снимаю сигналку, открываю ещё одну дверь.

— Ты и тутшеф?

Присвистывает Рита за спиной. Соловьиха-разбойница. Пропускаю вперед.

— Пока я. Позже парни придут.

Но нас уже здесь не будет, потому что не хрен на Заразу в платье смотреть!

Включаю свет, с улыбкой наблюдаю за тем, как Рита подходит к тачке, над которой я колдую. Протягивает руку, но тут же убирает. Обходит. Замирает около капота.

Я на финальной стадии. Остались детали, но уже выглядит эффектно.

Мажорская тачка. Один из кентов Майора с гонок подогнал заказ. Жалко будет, если по тупости покоцают.

Иду к ней, потому что молчание затягивается. За непродолжительный промежуток времени, что мы знакомы, понял, это не в стиле Ахметовой.

Что-то точно случилось.

Ага. Я у нее случился. Со своим детским планом мести и справедливости.

Если узнала, то сказала бы.

— Ты сказал, что я попробую, — указывает на пасть льва, — вот так.

Встаю у нее за спиной. Обнимаю. Ладони ползут на живот. Подбородком жмусь к ее хрупкому плечику. Ну кайф же, Шум. И тут тебя принимают. Или?

— Будем по эскизу работать.

— По какому?

— Простому, — усмехаюсь, разворачиваю её к себе лицом. Жмусь к мягким губам своими. Пальцы с талии перемещаются на ягодицы. Шагает назад. И вроде отвечает, но чувствую, как она куда-то уплывает.

— Что делаешь?! — взвизгивает, когда подхватываю ее и сажаю на тумбочку. Пока не поняла, вклиниваюсь между стройных ножек. Голубые глаза увеличиваются в размере. Пугается, хотя внешне никак не показывает.

— Рассказывай.

Целую в шею. Еще раз и еще. Расслабляется.

— Что рассказывать?

— Чем ты так озадачена?

Шумно выдыхает. Поднимаю голову. Зрительный контакт. Улыбка Риты плавно стекает.

Ей так не идет.

И эта ещё одна причина моего молчания. Правда собьет самые красивые и вкусные эмоции.

— Я могу тебе доверять?

Нет.

— Немного поздно задаешь вопрос, — увиливаю от ответа с усмешкой.

Переводит взгляд на свои пальцы, которые водят мне по шее. Нежно. Кайфово. Я бы сейчас, как кот, замурлыкал, но напряжение не отпускает.

— Мне кажется, что мой отец — плохой человек.

Хмыкаю.

— Кажется?

Закатывает глаза, показательно перекрещивается.

— С чего ты взяла?

— Подслушала его разговор.

— Плохая девочка.

— Знаю. Вся в отца, видимо.

А вот тут можно немного поспорить…

— Не придумывай.

— Ты его не знаешь.

Отстраняюсь. Лучше бы не знал, да…

— У тебя, наверное, замечательный отец.

— Снова промах, Рита.

Удивленно округляет глаза. Хуевый у меня папочка. И я весь в него.

Ждет, когда я заговорю. Вместо крови резко кипяток по венам. Облизываю губы.

Принимают тебя? Вот и проверь.

— Мой отец в тюрьме. Наркоман, ворюга, агрессор.

Открывает рот. Ничего не говорит.

— Мать терпела, пока он меня не избил. Я мелкий был. Не помню толком ничего. Посадили надолго. Так что… — провожу пальцами по волосам, не сводя с Ахметовой глаз. — Во мне точно дурные гены. Заметно?

Насчет не помню вру нагло. Не хочу ковыряться в тех событиях.

Оставим факты в таком виде. С наложением эффекта.

У меня вся жизнь такая. Как хроматическая аберрация.

30. Влюбилась и пропала

POVМаргарита Ахметова

У меня внутри распускаются цветы, бьет фонтаном радость, и вообще состояние такое, словно мою тушку переместили в инопланетную капсулу, где исполняются мечты, и нет золотой клетки со злобными надсмотрщиками.

Работу в помещении и над более привлекательным объектом мне не доверили.

Димочка привел меня на задний двор, где я видела их впервые с Артёмом.

На мне старенький комбинезон на два размера больше, чем я. Серенький. На голове кепка. На лице респиратор. Руки в перчатках.

Я держу маленький аэрограф. Хотя в помещении, где Шумов творит «чудеса», есть более объемный инструмент, который он назвал краскопультом.

Из всех его речей я усвоила лишь одно их различие — краскопульт нужен для изображения крупных деталей, а аэрографом изображают то, что помельче.

Все мои мысли заняты его словами и моими противоречиями.

Мы выводим тонкие линии. Толстые. Кривые. Округлые. Просто пятна. На бампере от машины.

Мой маньяк назвал это «тестовым вариантом».

Я возмутилась сначала.

Не кривожоп же, ну!

Оказалось, тот ещё… Пикассо…

Я то давлю сильно, то веду не туда. И конечности мои растут точно не из положенных мест.