От марксизма к идеализму

Очевидно, человечество разумеется здесь не в эмпирическом смысле, ибо эмпирический человек появляется и существует во времени, и единство такого эмпирического человечества есть абстракция, собирательное понятие. В данном случае имеется ввиду идеальное человечество, умопостигаемая сущность, которая лежит в основе эмпирического явления; человечество в этом смысле не совпадает ни с индивидуальным, ни с коллективным человеком. Если коллективный человек представляет собой логическую абстракцию, то и индивидуальный человек, строго говоря, представляет то же самое, ибо что можно принять действительной основой индивидуального человека? Его физический организм? Но этот организм состоит из органов и клеточек, почему же не принять такой единицей каждую клетку, а организм за собирательное целое, находящееся к клеточке в таком же отношении, как человечество к отдельному человеку? Однако и клеточка есть ещё сложное бытие, пойдем далее и остановимся на атоме; но и атом, как протяжное бытие, все ещё делим, и не есть последняя единица; таким образом, мы можем остановиться лишь на нуле. Не лучше будет, если в основу человека мы положим его душевный мир, ибо этот мир представляет собой постоянное чередование бодрствования и сна, смену переживаний, которых результатом является наше эмпирическое я: подобно тому, как в известный промежуток времени обновляется наш физический организм, и человек в этом смысле заменяется другим, то же совершается и в психическом мире. Мы должны, оставаясь последовательными, или совсем отрицать бытие человека, или видеть в нём идеальную, умопостигаемую сущность, лишь находящую выражение в эмпирическом человеке. «Если человек как явление есть временный, преходящий факт, то как сущность он необходимо вечен и всеобъемлющ. Что же это за идеальный человек? Чтобы быть действительным, он должен быть единым и многим, следовательно, это не есть только универсальная общая сущность всех человеческих особей, от них отвлеченная, а это есть универсальное и вместе индивидуальное существо, заключающее в себе все эти особи действительно. Каждый из нас, каждое человеческое существо существенно и действительно коренится и участвует в универсальном или абсолютном человеке» [165]. Это идеальное человечество образует как бы мировую душу, платоновское понятие, играющее в системе Соловьёва весьма важную роль.

Учение о мировой душе, или универсальном человечестве встретит, конечно, самый неблагосклонный прием со стороны позитивистов, но, кроме термина, в нем не вводится ничего, что не было бы давно привычно современному сознанию. воспитавшемуся на позитивизме. Разве не являются именно позитивисты представителями подобного же космологического антропоцентризма? Разве, человек не служит у них центром или царем мироздания если не по положению, то по ценности? (Ср., напр., откровенный и сознательный антропоцентризм у г. Михайловского в его известных статьях о прогрессе). Разве не трактуется у них человечество не как абстракт, собирательное понятие, а как реальное единство, даже божество? В основе этих представлений лежит правильная метафизическая мысль о существенном идеальном единстве человечества и об его центральном значении в мироздании и мировом процессе. Эта идея, в той или другой форме, неустранима из развитого человеческого сознания. Но так как метафизика у позитивистов есть контрабанда, то она остается бессознательной и догматической [166]. Во всяком случае пусть позитивисты узнают в «мировой душе» столь привычное им и столь ими излюбленное понятие «человечества». Но у Соловьёва мы имеем это понятие проясненным критической метафизикой, показывающей для «человечества» возможность не абстрактного только, а существенного идеального единства.

Обращаясь непосредственно к проблеме мирового зла, нужно констатировать, что ненормальное или недолжное в мире состоит не в законах мира физического, а в зле и страдании, явлениях мира нравственного. Источником его является эгоизм, стремление к исключительному самоутверждению, свойственное всему живущему, и эта «невозможность, оставаясь в своей исключительности, быть действительно всем, есть коренное страдание», к которому все остальные относятся как частные случаи к общему закону. Зло и страдание «суть состояния индивидуального существа: а именно зло есть напряженное состояние его воли, утверждающей исключительно себя и отрицающий все другое, а страдание есть необходимая реакция другого против такой воли». (Нетрудно уловить здесь отзвук философии Шопенгауэра).