– Ситуация уже неловкая, можно сделать ее еще более неловкой, – резко проговорила я, не будучи абсолютно уверенной в этом.
Грудь под моей щекой дрогнула, а потом я увидела, что Иван отклонился назад, положив свои сильные ладони мне на виски и сцепив длинные пальцы у меня на затылке. Он не моргал. Он просто с чертовски серьезным выражением лица посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
– Может быть, мне иногда хочется дать тебе пинка под зад и сказать тебе, что ты – отстой, когда ты совершаешь ошибку и когда не совершаешь ее, но ты знаешь, что это только потому, что кто-то должен держать тебя в узде. Но я сказал то, что думал. Ты – самая лучшая из всех моих партнерш.
И уголки моих губ чуть-чуть растянулись в слабой, слабой, слабой улыбке.
По крайней мере так было, пока он говорил.
– Но я больше никогда в этом снова не признаюсь, поэтому хорошенько запомни это, Фрикаделька, пригодится на черный день.
И тут же на моем лице застыла слабая детская улыбка.
Иван осторожно тряхнул мою голову, его изогнутые губы приоткрылись, потом открылись совсем.
– И если твой отец снова скажет тебе что-то подобное или начнет говорить какую-нибудь чушь насчет того, что мы – не настоящие спортсмены, то у нас будут проблемы. Я был любезен, потому что он – твой отец.
Я кивнула, потому что это единственное, на что я тогда была способна.
Иван опустил руки, по-прежнему глядя мне в глаза, и я тоже опустила свои, отстранившись от него на пару сантиметров.
– Я всегда прикрою тебя, ты знаешь об этом, – твердо сказал он, и его слова звучали искренне.
Я опять кивнула, потому что это было правдой, а также потому, что он должен был знать, что я тоже прикрою его. Всегда. Даже через год, когда он будет кататься с кем-то другим. Всегда.
Мне не пришлось говорить «давай пойдем в ресторан». Этот мужчина знал язык моего тела лучше, чем кто-либо, поэтому меня не удивило, когда мы оба одновременно повернулись к дверям. Я вытерла глаза, пока он открывал передо мной первую, а потом вторую дверь. Понимала ли я, что выгляжу так, будто плакала без малого полчаса? Да.
И мне было на это наплевать.
Когда официантка покосилась на нас с Иваном, а потом резко остановилась, я не спрятала глаз. Я просто посмотрела на нее. Возможно, у меня смазался макияж, глаза, должно быть, опухли и покраснели, и лицо тоже выглядело не лучшим образом. Но я шла, не останавливаясь.
И когда рука Ивана всего на пару секунд проскользнула в мою и, сжав мою ладонь, тут же выскользнула обратно, как будто ее сначала и не было там, я сглотнула и высоко подняла голову.
Разумеется, издали было видно, что за столом сложилась неловкая ситуация. Единственным человеком, кто шевелил губами, была моя сестра Руби, и, судя по выражению ее лица, она, видимо, сама не понимала, о чем говорит, но все остальные, включая моего отца, казалось, просто уставились прямо в свои тарелки. Меня не удивило то, что я испортила ужин, это не доставило мне удовольствия.
Я не хотела этого.
Шмыгнув носом, пока они меня еще не слышали, я, прикоснувшись рукой к спинке стула, взяла себя в руки.
– Я вернулась, черти, – сказала я своим вредным голосом, отодвигая стул.
Все удивленно подняли на меня глаза как раз в тот момент, когда я плюхнулась на стул. Иван сделал то же самое.
– Я уверен, что она всего лишь стянула конфеты у детей и не пыталась поколотить их, – сухо проговорил он, подвигая свой стул к столу, беря салфетку и накрывая ею колени. – Только один из них расплакался.
Мои губы дернулись в улыбке, несмотря на то что в глазах ощущалась сухость, а лицо горело.
Никто из моих родственников не сказал ни слова. Все молчали целую минуту. Может быть, даже две минуты…
Пока…
– Тебя ужалила оса в оба глаза, пока вы были на улице, а? – протрубил мой брат Джонатан, глядя на меня с таким лицом, которое совсем не соответствовало его словам.
Я подмигнула ему, не обращая внимания на тяжесть в груди, и сказала:
– После того, как искусала все твое лицо, судя по твоему виду.
Джонатан хихикнул, но как-то неуверенно:
– Ты похожа на енота.
Фыркнув, я взяла свои приборы, стараясь игнорировать взгляд, который, как я заметила, бросал на меня отец, сидя на другом конце стола.
– По крайней мере, мама не нашла меня в мусорном баке.
Мой брат поперхнулся в тот же момент, когда во второй раз за вечер чья-то рука опустилась мне на бедро и сжала его.
Секунду спустя, прокашлявшись, отец заговорил:
– Джесмин…
Но Руби, можно сказать, прервала его, закричав:
– Я беременна!
– Хочешь, я отвезу тебя домой? – спросил Иван, пока мы ждали, когда все мои родственники не спеша выйдут из ресторана.
Лицо у меня было все еще распухшим и напряженным, и я знала, что выгляжу паршиво, но, посмотрев прямо в его красивое лицо, я покачала головой.
– Нет, это глупо. Я знаю, что тебе давно уже пора в постель, ведь ты рано ложишься спать. Я могу поехать с мамой.