Читаем От Кибирова до Пушкина полностью

16/29 октября 1906 года, Париж.

16/29 X 06.

Дорогой и глубокоуважаемый Валерий Яковлевич,

итак, мы и перед Вам<и> точно так же, как перед почтенным Скифом, оказались «мазуриками» и «эротоманами»[624], — на первое намекает «аморализм», о коем Вы упоминаете с многозначительным «но» (читай: «но… не следует таскать платков из кармана»), а на второе (эротомания) — неожиданно выплывшая Образцова, которая «исказила наши образы в Вашей душе»[625]. Хотел бы я знать, какими сплетнями она исказила эти «образы» и зачем Вы их слушали, если… но (тут уж и я поставлю мое но), не стоит продолжать. О, Моск<в>а! Так и пахнуло на нас из Вашего письма «приятным дымом отечества»[626]. Вы требуете от нас отчета, на каком основании мы, вступив в переговоры с Весами о 2-х листах нашего отдела, в то же время вели переговоры с З<олотым> Р<уном> и Грифом[627]. Но, позвольте Вам заметить, что мы вовсе не считаем себя обязанными давать Вам отчет. Ведь мы еще не заключили с Вами договора как с «хозяином» Весов, а следовательно, сохраняли за собою совершенную нравственную (моральную, а не аморальную, это заметьте хорошенько) свободу вести переговоры о чем угодно и с кем угодно. Вам кажется такое наше отношение к З<олотому> Р<уну> и к Весам — «продажей с публичного торга». А нам это кажется вполне естественным внешним деловым отношением к тому внешнему соединению людей, каковым является всякий журнал, пока нет более глубокой внутренней связи между сотрудниками. А начиная переговоры, Вы и сами поставили их на такую именно внешнюю почву. Вы утверждаете, что мы руководствовались только материальным расчетом — количеством гонорара, предлагаемым нам Весами и Золотым Руном. Но уж это чересчур грубо и просто, наконец, практически неумно. Тот гонорар, который мы получаем у Вас и в З<олотом> Р<уне>, — такие жалкие гроши, по сравнению с тем, что мы получаем за отдельные издания наших книг (напр<имер>, в один последний год я получил от Пирожкова 11 000 рублей — что сообщаю Вам не для хвастовства, а просто для расчета), что только из-за материальных выгод игра не стоила бы свеч. Главная реальная выгода, которой мы действительно ищем, — это иметь «свой угол»[628] — иметь полную свободу писать то, о чем желаешь и когда и где желаешь. И вот мы теперь убедились, что Вы эту свободу так же нам не сумеете дать, как и другие журналы. Уж очень Вы ревнивы к Весам. Еще не связав себя фактически ничем, мы уже оказались связанными Вашею «ревностью» до такой степени, что Вы считаете себя вправе требовать у нас отчета в наших отношениях к другим журналам под угрозой «аморализма» и каких-то образцовских пакостей. Ох, скучно, едва пишу от скуки…

Хотя мы и отнюдь не обязаны давать Вам какой-либо отчет, но, из любезности к неизменно милому для нас поэту Валерию Брюсову, мы готовы удовлетворить его любопытство. Рябушинский к нам приезжал еще в Бретань (в августе)[629] буквально на ½ часа. И в это время был, конечно, разговор о Зол<отом> Р<уне> и о нашем сотрудничестве, но весьма неопределенный и ничем не отличавшийся от обычных разговоров на эту тему, т. е. просьбы присылать статьи и готовность их печатать. Вот почему письмо из З<олотого> Р<уна> (через 2 месяца после Бретани) с предложением специально отдела Религиозно-Философского было для нас совершенною неожиданностью. Мы тотчас же ответили самым определенным отказом. Вот и все, больше ничего не было. О Грифе и говорить не стоит. З. Н. ему наотрез отказала, а я уже просил снять мое имя, потому что статья, которую я хотел, было, напеча<та>ть у него, оказалась для него слишком велика, а фиктивного участия я не желаю.

Подумайте же, дорогой Валерий Яковлевич, из-за чего же Вы так «возревновали»?

Для нас выяснилось только одно, у Вас никогда не было действительно серьезного желания сблизиться с нами. Иначе подобные мелочи и сплетни Вас бы не остановили.

Письмо Ваше наполнено таким личным раздражением, что, признаюсь, после этого нам страшно посылать наши статьи в Весы: мы не уверены, что Вы не пожелаете перенести это раздражение и на наши писания, а это было бы слишком неприятно и тягостно для нас. Вот почему, пожалуйста, напишите нам откровенно, желаете ли, чтобы мы продолжали сотрудничать в Весах (Д. В. Философ<ов>а Вы совсем забыли, но мы и о нем спрашивали[630]) и чтобы восстановлены были наши прежние отношения — которые были до этих злополучных переговоров.

У нас же к Вам нет никакого раздражения, ни капли горечи. Мы только видим, что Вы нам не верите и не знаете нас, но мы к этому давно уже привыкли. Что же делать? Может быть, когда-нибудь и поверите.

У нас есть готовые статьи, которые мы могли бы Вам послать. Но, повторяю, не решаемся. Ждем Вашего ответа.

Искренне преданный Вам

Д. Мережковский.[631]
Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение