От Кибирова до Пушкина

Первой поэтической книгой Кузмина (как справедливо отмечено в упомянутом сборнике) стал сборник «Сети», вышедший весной 1908 года[326]. Если попытаться продолжить этот ряд и заняться статистикой применительно к поэтическому наследию Кузмина, то получится такая картина. Первой поэтической подборкой (не связанной непосредственно с музыкальным сопровождением) стал цикл «Любовь этого лета», напечатанный в № 3 журнала «Весы» за 1907 год, а первым стихотворением цикла — знаменитое «Где слог найду, чтоб описать прогулку…». При этом подсчете следует иметь в виду, что и в вышедших весною 1907 года трех книжечках Кузмина (романе «Крылья», драматическом сборнике «Три пьесы» и повести «Приключения Эме Лебефа») содержатся разнообразные поэтические вставки.

Литературная биография Кузмина, да что там, и его жизнь делятся как раз по этим переломным в его художественном самосознании годам, а если точнее — по его появлению в начале 1906 года на Башне Вячеслава Иванова (отсюда и публикации в «Весах», и участие в театре В. Ф. Коммиссаржевской, и многие другие начинания). Однако этому периоду предшествует другой — пятнадцатилетний отрезок жизни, во время которого Кузмин интенсивно занимался музыкальным сочинительством. В одной из своих автобиографий Кузмин так и пишет:

Почти до 1904 года <я> не занимался литтературой (так! — П. Д.), готовя себя к композиторской деятельности, покуда некоторые мои приятели не обратили внимание на мои опыты, на которые я сам смотрел лишь как на текст к музыке[327].

На эти «тексты к музыке» следует обратить внимание и нам.

Хорошо известно, каким подспорьем для исследователей творчества Кузмина является его не изданный пока до конца дневник. Но он охватывает период с 1905 года, когда началась «перестройка» Кузмина с музыкального лада на литературный. Судить же о предыдущем «музыкальном» пятнадцатилетии мы можем, основываясь лишь на переписке Кузмина с друзьями и, конечно, на его музыкальных произведениях, сохранившихся в подлинниках и копиях. Кузмин иногда был очень пунктуален в фиксации своей жизни и сопутствующих ей явлений: в своих рабочих тетрадях он оставил подробные списки денежных трат, прочитанной литературы, римских пап (начиная едва ли не с апостола Петра) и других любопытных вещей. Но важнейшим документом являются всевозможные списки собственных произведений, которые Кузмин вел большую часть своей жизни. Среди перечней музыкальных сочинений главным и наиболее полным является авторский список за 1890–1905 годы[328]. В нем отмечено более трехсот хоровых, симфонических, инструментальных и вокальных произведений. Среди последних есть несколько драматических сочинений, в основном опер на свои и чужие тексты: «Король Мило» (по «Ворону» К. Гоцци, 1893), «Алексас» (1898–1899), «Грех да беда на кого не живет» (1899), Савва Грудцын (1902), «Евлогий и Ада» («Комедия из александрийской жизни», 1904), «Гармахис» (работа над этим произведением обнимает, если верить списку, фактически все «музыкальное пятнадцатилетие»). Но больше половины всей музыкальной продукции составляют камерные вокальные сочинения на разнообразные поэтические тексты (на русском, французском, немецком, итальянском, английском и польском языках). К сожалению, далеко не все пьесы сохранились, но все же и в Петербургских, и в московских архивохранилищах находится едва ли не половина всего сочиненного Кузминым в этот период. Наибольший интерес для нашего сюжета представляют пьесы на собственные тексты. В основном это хорошо известные нам произведения, так как большая их часть была включена Кузминым в его поэтические сборники «Сети» (1908) и «Осенние озера» (1912) наравне с другими текстами, написанными без расчета на музыкальное сопровождение.

Говоря о начале поэтического пути Кузмина, Н. А. Богомолов и Дж. Малмстад отмечают:

Еще в 1892 году он сомневался в своей способности сочинять одновременно музыку и текст (как писал он 18 февраля этого года Чичерину, «я не обладаю глубокомысленным стилем Вагнера и поэтическим даром Берлиоза в достаточной степени, чтобы писать самому текст. Кроме того, как я уже сказал, я мешаю самому себе музыкою»). Но постепенно поэзия стала привычным занятием для Кузмина, и некоторые опыты создавались им даже в отрыве от музыки[329].