От Кибирова до Пушкина

Осколки (Из разысканий о русской культуре прошлого века)

1. Неизвестное прошлое Ивана Ильина

В мемуарах Евгении Герцык, в главе, посвященной философу Ивану Ильину, приведены сенсационные сведения. Герцык сообщает, что Ильин присутствовал на первой «памятной» социал-демократической конференции (т. е. партийной конференции большевиков) в Фолькетс хюс в Таммерфорсе (Тампере), имевшей место в декабре 1905 года[1572]. Конференция оказалась, вне всякого сомнения, памятной, тем более если учесть, что там впервые произошла встреча Ленина и Сталина.

В эмиграции Ильин, будучи консервативным националистом и ярым антибольшевиком, не спешил распространяться относительно своего прошлого. Тем не менее в конце жизни он, по-видимому, все же обратился к жанру мемуаров: набросал для себя ряд — в меру полемических — вопросов, которые намеревался развить, но толком из этого ничего не вышло. Первостепенное значение было отдано другому.

Судя по опубликованным черновикам его дневника за осень 1905 года, Ильин читал политический орган меньшевиков «Искра» (что не мешало ему живо интересоваться анархизмом, а вскоре этот интерес еще более углубить)[1573]. Едва ли есть основания ставить под сомнение слова Герцык. Но тогда тем более странным представляется тот факт, что в подробном отчете Г. Крамольникова о конференции 1905 года Ильин не назван в числе делегатов. У Крамольникова сказано, что был делегирован сорок один человек, но прибыло только сорок. Среди впоследствии ставших особо известными большевиков можно отметить Крупскую, Бородина, Лозовского, Красина, Ярославского. На основе доносов Крамольников сумел назвать тридцать шесть делегатов, с точностью установив личности тридцати четырех. Таким образом, личности шести делегатов, среди них одной женщины, установить не удалось[1574]. Среди этих пяти мог находиться — возможно, неуловимый для осведомителей — заезжий большевистский гость Ильин, носитель фамилии, которая, кстати сказать, являлась известным литературным псевдонимом Ленина.

На конференции вступительный доклад делал Ленин. Сталин остался, выражаясь его собственными, впоследствии часто приводимыми словами, неудовлетворен внешним видом Ленина: «Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных…»[1575] В фантазиях Ленин представлялся ему сказочным «великаном». К тому же Сталина шокировало то, что Ленин вступал в разговоры с менее выдающимися делегатами. Напрашивается вопрос: с кем именно? На конференции обсуждались два основных вопроса: может ли произойти новое слияние с меньшевиками и как относиться к предстоящим думским выборам. Царило всеобщее возбуждение. Из Москвы то и дело поступали полные драматизма отчеты о ходе кровавого восстания. В перерывах делегаты, согласно некоторым свидетельствам, отправлялись в лес упражняться в стрельбе из револьверов[1576].

История умалчивает о том, что чувствовал и думал Ильин, равно как и о том, что сохранилось в памяти Ленина от короткого знакомства с Ильиным, которого он в 1922 году вышлет из страны как врага народа[1577]. Кроме того, в форме мемуаров Ильин мог бы сообщить и о многом другом: о том, как он, будучи студентом, хранил у себя дома бомбы (о чем известно со слов его кузины Любови Гуревич[1578]), о том, как посетил Толстого, о том, как обсуждал вопросы философии с Зиммелем и Гуссерлем, как лежал на психоаналитической кушетке Фрейда[1579], о своих связях с Министерством пропаганды Геббельса[1580], о своем очередном аресте — перед следующей депортацией, на этот раз из нацистской Германии, или о том, как он благодаря Рахманинову в конце концов смог укрыться в Швейцарии. Но ничего рассказано не было[1581]. Помешала политическая борьба, а воспоминания о таммерфорсских событиях при подобном положении вещей были вытеснены на задворки памяти, о чем мы можем лишь пожалеть.

2. «Неизвестный» Владимир Медем

В письме к Карлу Густаву Юнгу от 1909 года, в котором можно обнаружить целый ряд русских коннотаций, Зигмунд Фрейд сообщает, что некий «женевский русский» Медем получил от него позволение перевести на русский язык «Психопатологию обыденной жизни»[1582]. Фрейд словно знал, что 1909 год станет годом распространения в России его психоаналитического учения — именно тогда начнет издаваться журнал «Психотерапия» и будет сделан перевод ряда его работ[1583]. «Психопатология обыденной жизни» выйдет в Москве в 1910-м[1584]. Тем не менее автор превосходных и подробных примечаний, которыми снабжена переписка Фрейда и Юнга, называет Медема (без указания имени) неизвестным.