От июня до июля

Перед Голдой на столе лежал разобранный советский автомат ППД, и она, лов­ко орудуя отверточками, щипчиками, ершиками, щеточками, масленкой, очищала его от грязи, ржавчины и собирала, приводя в эксплуатационную готовность.

- Если какая-то деталь в механизме поломана, ее необходимо отремонтировать или заказать токарю, слесарю, чтоб выточили новую. Понятно? А теперь я буду рассказывать, а ты запоминай, что как называется и для чего предназначено.

И Дина на весь день погрузилась в новую для себя, интересную, а главное, очень нужную - как и чем - Дина еще не понимала, но ни на минуту уже в этом не сомневалась, - работу. Странное дело. Дина никогда в своей жизни не работала на производстве - ни в мастерских, ни на заводе - и считала это занятие скучным, изнурительным и даже противным, сковывающим свободу человека, не дающим возможности гармонично и разносторонне развиваться личности. Но взявшись за работу с оружием, она вдруг почувствовала несказанную радость, огромное удовольствие. Желание работать, научиться всему, что делают здесь молодые не­знакомые ей люди, охватило её сразу, и со свойственным ей азартом, нетерпением и полной самоотдачей она окунулась в работу.

Когда объявили обеденный перерыв, оказалось, что Дина ничего с собой не взяла поесть. Голда развернула свои припасы - кусок вареной рыбы, пара карто­фелин, несколько редисок.

- Ну что, ученица, поделимся по-братски, - сказала, усмехаясь, она. - Знаешь, какую про нас, евреев, сложили поговорку: живем как братья, считаемся как ев­реи. Так что завтра ты кормишь меня.

Дине стало стыдно. Она жила у родителей Софы, ела-пила, а нигде не работа­ла, не зарабатывала и ничего в дом, кроме пистолета и двух обойм с патронами, не принесла. Ни разу. И надо же, совесть ее не мучила, что жила иждивенкой на шее у чужих людей и даже ни разу не вознамерилась где-то заработать эту немец­кую марку, кусок хлеба. Вообще, за всю свою юную жизнь Дина нигде никогда не работала ради заработка. Отец ее был преуспевающий предприниматель, что обе­спечивало семье полное изобилие и достаток. Дина ходила в престижнейший Вар­шавский женский лицей, училась музыке, танцам, светским манерам, немецкому и французскому языкам, верховой езде. Брат в детстве учил ее стрелять из рогат­ки, а в юности - из пистолета, и это занятие ей понравилось до невозможности. Когда в сентябре 1939 года они с матерью при приближении немцев спешно бежа­ли из Варшавы в Белосток, то первое, что сделала Дина на новом месте, - купила на толкучке пистолет и кучу патронов. Выехала за город и с удовольствием все расстреляла. И еще купила. Денег хватало, - мамуся захватила всю имевшуюся в доме валютную наличность. Отец и брат еще раньше, задолго до 1-го сентября, когда немцы перешли польскую границу, уехали по коммерческим делам в США. Потом они разыскивали их уже в Советском Союзе и, в конце концов, разыскали, но они с мамой уехать не успели - опять началась война. Двадцать второго июня они с мамой бежали из Белостока в Гродно, но попали под сильную бомбежку, и Дина потеряла мать. Искала целый день - среди живых и мертвых - безрезуль­татно. А колонны беженцев и отступающих войск шли и шли на восток. И Дина решила идти со всеми. Она была уверена, что при самом плохом раскладе дел дальше Немана немцы ни за что не просунутся. Неман и станет, думала она, тем самым водным рубежом, на котором Красная Армия разгромит фашистские орды и погонит их до Берлина. Имея с собой пистолет, она решила принять участие в оборонительных боях на Немане. Но боевые действия развернулись по другому сценарию, и когда Дина поняла, что надо отступать, уходить, если нет желания оказаться в оккупации, бежать, по сути, уже было поздно. Самые сообразитель­ные, а именно партийные носители власти пролетарского государства - секретари горкомов, райкомов и обкомов партии большевиков, удрали первыми, угнав с со­бой почти все вагоны и поезда. И Дина пошла в толпе беженцев. Питалась чем придется - кто даст кусок хлеба, кто картофелину, но чувство голода не угнетало ее, она вся жила новой охватившей ее идеей: обязательно примкнуть к советской воинской части, вступить в ее ряды и участвовать в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Родители Софы деликатно не задавали ей вопросов о родителях, о прежнем материальном положении семьи, но со слов дочери знали то немногое, что сама Дина рассказала ей по пути к Слониму.