От Бисмарка к Гитлеру

Когда ведущие депутаты рейхстага 2-го октября в Берлине были посвящены во всё посланником Людендорфа, то они растерялись. Понимание того, что война на Западе теперь проиграна с военной точки зрения и что даже грозит военная катастрофа, все они, включая членов большинства в рейхстаге, всё же восприняли как страшную неожиданность. И с этим ужасным сообщением было сверх того связано требование теперь им самим принять ответственность за потерпевшее банкротство предприятие.

В этот мрачный момент на сцену предсказуемо вышли социал-демократы. Это примечательное развитие событий было подготовлено уже в мирное время и в ближайшие недели и месяцы должно было стать решающим. Социал-демократы, во всяком случае, их большинство, были более чем другие партии готовы к ответственности. Если нам теперь передают ответственность, говорил председатель партии Фридрих Эбен, то тогда мы должны «впрыгнуть в брешь» и спасти то, что еще можно спасти оставшегося от Германского Рейха. Это тем более, что социал-демократию считали способной не только выработать заявление о прекращении огня, но и им разрешили в то же время наконец то, чего они добивались уже десятилетия: парламентаризацию правительства, то есть возможности для рейхстага смещать рейхсканцлера и министров посредством вотума недоверия, и к тому еще запоздавшего упразднения прусского трехклассного избирательного права. Это были впрочем последние существенные пункты в каталоге социал-демократических требований, которые к тому времени еще были открытыми. Теперь эти их требования будут наконец выполнены, и социал-демократы во главе с Эбертом после некоторых дискуссий и размышлений были готовы вступить в эту сделку.

Подумают: что за невероятный дополнительный внутриполитический успех это был для кайзеровского периода. Бисмарковские «враги рейха», всё еще стоявшие в стороне и предаваемые поруганию «безродные космополиты» Вильгельма II., были готовы в качестве правящей партии принять рейх — и именно кайзеровский рейх, ведь о свержении монархии в этот момент времени вообще не было речи, — с некоторыми реформами вести его дальше и даже взять на себя ответственность за его поражение. Это было эпохальное событие.

При принце Максе фон Баден, либеральном аристократе и члене правящей баденской династии, было теперь составлено правительство с социал-демократами, левыми либералами и центристами в его составе. Это правительство 3-го октября от своего имени, без намёка на военное положение и на роль Верховного Командования, отправило президенту Вильсону заявление о прекращении огня и о предложении мира. Сам кайзер убедил сомневавшегося принца Макса фон Баден в необходимости этого шага.

Теперь одновременно случилось много событий. Прежде всего, на Западном фронте не произошло катастрофы, которую Людендорф ожидал 28-го и 29-го сентября. Германская армия продолжала сражаться ещё вплоть до дня объявления перемирия 11-го ноября, правда при постоянных отступлениях и сдачах территорий. В эти последние недели войны четверть миллиона немецких солдат попали в плен. Но все же до последнего дня войны существовал сплошной фронт, который продолжал сражаться на бельгийской и французской территориях.

С другой стороны теперь произошло — и только теперь — нечто вроде внутренней катастрофы на фронте Родины. Немцы в своей массе, и особенно голодавшие и уже давно недовольные слои рабочих, то есть массы избирателей левых партий, теперь неожиданно узнали — так сказать в разгар побед, поскольку о действительных поражениях военные сводки еще никогда не сообщали — что война проиграна, по меньшей мере явно будет проиграна. Ничего удивительного в том, что эти люди теперь со своей стороны потеряли всякую веру в своё руководство, которое довело их до такой ситуации. В больших городах Германии подготавливалось что-то вроде революции. Она только подготавливалась, она ещё не разразилась, но внутриполитический ландшафт в Германии в октябре 1918 года начал сильно меняться.

И еще кое-что произошло в этом октябре. Вильсон ни в коем случае не согласился сразу же на германское предложение о перемирии. Он послал ноту, в которой он — не совсем без оснований — усомнился, что следует действительно серьёзно воспринимать неожиданную демократизацию Германского Рейха (кайзер и все правители земель рейха всё еще были на местах), и в трёх последовавших друг за другом нотах он потребовал дальнейших изменений внутри Германии. Вильсон смотрел на войну в первую очередь с идеологической точки зрения. Он требовал настоящей демократизации в Германии и разъяснил, что под этим он в первую очередь подразумевает исчезновение кайзера.