Как упомянуто выше, в Берлине неверно поняли телеграмму германского посольства в Лондоне. Англичане никогда не говорили, что они будут удерживать Францию нейтральной. Они лишь намекнули, что сами они пока останутся нейтральными, если Германия будет вести себя оборонительно на Западе и вести чисто восточную войну. Такой образ действий в действительности, как впоследствии ироническим образом выявилось, был бы для Германии здоровее также и с военной точки зрения. Политически же исполнением плана Шлиффена во всяком случае было предопределено, что и Англия будет сражаться на стороне врагов Германии. Тем самым германский политический план войны с самого начала был перечеркнут — от чего Бетманн вообще впал в отчаяние. Уже после вступления германских войск в Бельгию и после объявления войны Франции он безнадежно пытался отговорить англичан вступать в войну из-за «клочка бумаги», как он называл гарантии бельгийского нейтралитета, который может всё в Европе сбить с толку. Но было слишком поздно.
Интересно впрочем отметить, что кайзер в своём упреке младшему Мольтке («Ваш дядя дал бы мне другой ответ») поистине был точнее, чем возможно он сам знал. Пока старший Мольтке был начальником Генерального штаба, германское военное планирование для войны на два фронта всегда предусматривало стратегическую оборону на Западе и на Востоке; при его преемнике Вальдерзее планировалось германо-австрийское наступление на Востоке, но все же чистая оборона на Западе. Лишь у его преемника Шлиффена с 1895 года появилась честолюбивая мысль — из войны на два фронта сделать, так сказать, две последовательных войны на один фронт: выбить из войны Францию, прежде чем Россия со своей более медленной мобилизацией станет готова, и после этого всеми силами повернуть на Восток. После смерти Шлиффена младший Мольтке отказался от каких-либо альтернативных планов развертывания. В этом развитии немецких военных планов особенно хорошо видна интеллектуальная разница между эпохой Бисмарка и периодом правления Вильгельма II.: пессимистическая осмотрительность прежде, оптимистическое ощущение силы теперь.
Ощущение силы не было совершенно безосновательным, но оно вело к заносчивости. План Шлиффена для войны на два фронта был заносчивым планом, и он потерпел крах.
Разумеется, что все континентальные великие державы начали Первую мировую войну с широкомасштабных наступлений, которыми они надеялись достичь быстрой победы, и все эти наступления потерпели неудачу: австрийское против Сербии и русское против Австрии (в Галиции) и Германии (в Восточной Пруссии), так же как и французское против Германии в Лотарингии и в Арденнах; но в конечном итоге также и немецкое против Бельгии и Франции. В первые месяцы войны на всех театрах военных действий — против убеждений всех генеральных штабов! — проявилось то, что стало основополагающим для всего хода Первой мировой войны: то, что при тогдашнем уровне военной техники оборона превосходит нападение, так что наступления в лучшем случае завоевывают территорию, но никогда враждебную великую державу, даже не могут исключить из войны малые страны, такие как Сербия и Бельгия. Это придало Первой мировой войне её тягостный характер войны на истощение, всё время повторяющейся стратегически безрезультатной бойни.
Но в такой войне на истощение английская блокада превратилась в решающее оружие. Она стала такой не тотчас же, поскольку Германия материально хорошо подготовилась к войне. В первый год войны она смогла еще без особых затруднений в обеспечении мобилизовать и ввести в действие все свои силы. То, что она была отрезана Англией от всех заморских поставок, сначала не играло еще никакой роли. С другой стороны, никуда было не деться от того факта, что с экономической, и прежде всего, с продовольственной точки зрения продержаться в состоянии войны с каждым военным годом будет всё большей проблемой. В войне на истощение время несомненно работало против Германского Рейха. Даже вместе с Австро-Венгрией он был экономически слабее, чем враждебная комбинация стран, и именно английская блокада, отрезавшая его от заморских поставок, нанесла ему поражение. Германия голодала; Англия и Франция по крайней мере ели досыта. Правда, зато Англия и Франция более чем Германия истощили свои военные силы во всё новых напрасных и при этом ужасно кровопролитных наступлениях. Только эта твердолобая ошибочная стратегия её врагов давала Германии несмотря на всё это определенный шанс на то, чтобы продержаться дольше и со временем настолько вымотать своих противников, что они в конце концов придут к «миру от изнурения», что означало пожалуй в общем и целом — к миру, закрепляющему статус-кво. Тотальная победа в Первой мировой войне была недостижима, возможно ни для кого, и определенно — не для Германии.