Читаем От «А» до «Я». Александр Абдулов и Олег Янковский полностью

– Это не опасно – играть много и все подряд?

– Но почему тогда никто не винит токаря в том, что он стремится выточить как можно больше деталей, если он хорошо их вытачивает? Династии на заводе – приветствуются. А у нас: ага, сына в театр привел, понятно… Что понятно? Я, например, хочу, чтобы моя дочь Ксюша стала актрисой. Хотя, когда ее утвердили на главную роль в трехсерийном телевизионном фильме и съемки совпали с занятиями в школе, пришлось отказаться. И очень жалко ее было, когда, расстроившись, но без слез, очень гордо она сказала: «Я вам этого никогда не забуду».

– От чего больше всего вам хочется ее предостеречь?

– От пустой траты времени. Это и мне свойственно. Иногда остановишься: боже мой, что я делаю, ведь его не вернуть! И в картинах, бывает, снимаешься таких, что только и мечтаешь поскорее закончить и забыть, как страшный сон. Знаете, по какому признаку легче всего определить, хороший фильм или плохой? По банкету после премьеры. Если веселятся до упаду – плохая картина. Безошибочно. А после «Обыкновенного чуда» за столом сидели, помните, кто там снимался – самые смешные люди Советского Союза, – и горевали так, будто случилось что-то непоправимое. И после картины Захарова «Дом, который построил Свифт», где, я считаю, лучшая моя роль (потрясающая эволюция: от скотины, одноклеточного существа – к Гулливеру, а потом – к Свифту), все сидели в тоске и не верили, что все кончилось и надо расставаться.

– Но это – печаль после финала. А есть ли другая – по тому, что еще не произошло?

– К сожалению, нет таких тридцатилетних режиссеров и сценаристов, которые могли бы рассказать о проблемах нашего поколения. В этом смысле Янковскому везет больше, он с теми, у кого снимается, имеет возможность говорить о том, что всех их, сорокалетних, волнует. Актеры моего возраста такой возможности пока лишены.

* * *

В настоящем театре зритель обязательно становится соучастником сценического действа, именно поэтому спектакль может потрясать куда сильнее, чем кино или телевидение. Наверное, именно за этим духовным, нравственным потрясением приходят люди в театр. Скажем, после спектакля «Жестокие игры» подошел ко мне человек, стал благодарить и что-то сбивчиво рассказывать. Я понял, что у него были сложные отношения с родными, с матерью, отцом… Спектакль заставил его задуматься о том, что нет никого ближе людей, подаривших тебе жизнь. Изменилось его отношение к родителям, к родственникам. Ради этого стоит работать.

После спектакля «В списках не значился» получил письмо от женщин-фронтовичек: «Спасибо за ваш спектакль. Мы поняли, что молодые помнят нас, помнят наш подвиг…» Стоит работать ради внимательных глаз зрителя, глаз, полных слез, удивительной тишины наполненного зрительного зала…

Однажды к нам на «Оптимистическую трагедию» пришли режиссер и сценарист из Югославии. После спектакля они признались, что не все поняли, не все сюжетные коллизии осознали до конца.

Конечно, слово в театре играет огромную роль, и все же спектакль – это не просто передача информации. Воздух спектакля, атмосфера, его дух понятны всем. Уверен: язык настоящего театра интернационален.

В последнее время, вероятно под влиянием моих киноролей, у зрителей сложилось не очень правильное представление обо мне. Меня представляют этаким киногероем, суперменом. Я пытаюсь это представление изменить, хотя зритель идет на это очень неохотно. После телефильма «Формула любви», где я сыграл острохарактерную комедийную роль, – меня засыпали письмами с вопросом, зачем я это сделал. Думаю, человек любой творческой профессии должен стремиться сделать что-то неожиданное, непривычное. Мне кажется, популярность не в том, чтобы они шли на фильм или спектакль, ожидая, чем ты их сейчас удивишь. В творчестве нужно быть непредсказуемым.

* * *

Все-таки тридцать три года – критический для мужчины возраст. Надоело быть вечным романтически обаятельным героем. Пора заняться серьезным делом. Есть новые роли, более глубокие, особенно в театре. На них и хочется сосредоточиться… Вообще в будущем году буду больше внимания уделять театру. А то в этом году я с кино «погорячился» – снялся в семи картинах. Очень интересной была роль в новом фильме Балаяна «Храни меня, мой талисман». Не менее интересная, хотя и совсем другого плана, работа в музыкальном фильме Гинзбурга «Путешествие будет приятным». Там много музыки, а несколько песен я исполняю сам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральный Олимп

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство