Острые предметы

Я посмотрела на него, удивленно подняв брови.

– Верно. Мама действительно хотела, чтобы Натали была как другие дети. Сестренка была баловницей, сорвиголовой, и немножко со странностями. – Он засмеялся, глядя на свои ноги.

– Вы можете привести какой-нибудь случай для примера? – спросила я.

Истории из жизни – это то, что так нравится Карри. К тому же мне самой стало интересно.

– Как-то раз она изобрела свой язык. Конечно, это была детская игра, и получилась непонятная тарабарщина. Но она ведь и алфавит написала, что-то вроде китайских иероглифов. Даже учила меня этому языку. Точнее, пыталась. Быстро поняла, что я ее грамоту не осилю, и разочаровалась. – Он снова издал нервный смешок, такой глухой, словно шел из-под земли.

– Она любила школу?

– Ну, новенькой быть трудно, а здешние девочки… хотя, думаю, девчонки везде противные.

– Джонни! Грубиян! – Мередит игриво толкнула его.

Он никак не отреагировал.

– Кстати, Эмма… Она ведь ваша сестра?

Я кивнула.

– Она некоторое время дружила с Натали. Они вместе бегали в лесу, потом Натали приходила домой в ссадинах и прямо-таки ошалелой.

– Правда? – Вспоминая, с каким презрением она произносила имя Натали, я с трудом могла себе это представить.

– Да, они были настоящими подругами, хоть и недолго. Думаю, Эмме стало с ней скучно, ведь Натали была на несколько лет младше. Точно не знаю. Потом они из-за чего-то повздорили.

Так легко избавляться от подруг Эмма, конечно, научилась от мамы.

– Хотя ничего страшного, – сказал Джон, словно пытаясь успокоить меня. А может, себя. – Она много играла с одним мальчиком, Джеймсом Кэписи. Это сын работников фермы, примерно на год моложе, с которым больше никто не водился. Вроде бы они неплохо ладили.

– Он говорит, что последним видел Натали живой, – сказала я.

– Он врет, – заявила Мередит. – Я тоже слышала эту байку. Он всегда был выдумщиком. Его мама умирает от рака, отца у него нет. На него никто не обращает внимания. Вот он и сочиняет небылицы. Не слушайте его.

Я снова посмотрела на Джона, он пожал плечами.

– Ну это же сказка, – сказал он. – Какая-то сумасшедшая хватает Натали среди бела дня… Да как женщина могла такое сделать?

– Кто его знает… А как мужчина мог такое сделать? – прибавила Мередит. – Извращенец, по-любому. Генетический урод.

– Джон, я должна вас спросить: вас в полиции опрашивали?

– Да, вместе с родителями.

– И у вас есть алиби на обе ночи, когда произошли убийства? – Я ожидала бурной реакции, но он спокойно пил чай.

– Нет. Я катался на машине. Иногда у меня бывает нестерпимое желание уехать отсюда, понимаете? – Он метнул взгляд на Мередит, и та скривила губки. – Просто не могу привыкнуть к такому маленькому городку. Бывает, хочется куда-нибудь забрести и ненадолго потеряться. Я знаю, что тебе этого не понять, Мер.

Мередит молчала.

– Понимаю, – сказала я. – В юности я здесь чуть было не начала страдать клаустрофобией. Могу представить, каково тем, кто приехал из другого города.

– Джонни слишком благороден, – перебила меня Мередит. – Он обе ночи провел со мной. Просто не хочет меня в это впутывать. Так и напишите. – Мередит говорила отрывисто. Напряженно выпрямив спину, она раскачивалась из стороны в сторону, точно в состоянии религиозного экстаза.

– Мередит, – прошептал Джон, – не надо.

– Джон, спасибо тебе, конечно, но я не хочу, чтобы люди считали моего парня детоубийцей!

– Расскажи это в полиции, и через час они узнают правду. Мне это будет только во вред. Никто и не думает на самом деле, что сестру убил я. – Джон взял локон волос Мередит и мягко провел пальцами от корней к концам.

У меня на бедре жгуче отозвалось «щекотно». Я верила юноше. Он прилюдно плакал, рассказывал о своей сестре всякие глупости, играл с волосами своей девушки, и я ему верила. Я уже почти слышала, как Карри посмеивается над моей наивностью.

– Кстати, о случаях, – заговорила я. – Хочу спросить вас об одном. Правда ли, что, когда вы жили в Филадельфии, Натали нанесла однокласснице увечье?

Джон застыл, повернулся к Мередит, и лицо его изменилось. Его передернуло, рот перекосился, и мне показалось, что он вот-вот бросится к двери, но потом он отклонился назад и вдохнул.

– Прекрасно. Вот почему мама ненавидит прессу, – проворчал Джон. – В то время в одной газете напечатали об этом статью. Всего несколько абзацев. Натали в ней выставили зверенышем.

– Расскажите мне, что случилось.

Он пожал плечами. Посмотрел на руки, потрогал ноготь.

– Это произошло на уроке творчества. Дети рисовали красками и вырезали аппликации. Натали была вспыльчивой, а та девочка ею командовала. У Натали в руках были ножницы. Это не было сделано предумышленно. Ей тогда было девять лет.

Мне представилось, как Натали – серьезная, как на той семейной фотографии, – вонзает ножницы в глаза маленькой девочки. На светлый акварельный рисунок капает густая кровь.

– Что потом было с девочкой?

– Левый глаз ей спасли. А правый, увы…

– Натали нацелила ножницы в оба глаза?

Он встал и навис надо мной почти так же, как его мать.